Что бы ни таилось в прошлом Халмина, молодой лейтенант Мензир всегда находил в нём надёжного помощника и опытного рулевого. Когда лейтенант-коммандер Мензир получил своё первое командование, он взял Халмина с собой, сначала в качестве личного рулевого, а затем в качестве личного слуги. Назвать его «камердинером» означало бы растянуть точное определение далеко за все возможные пределы. Тем не менее, он был верным, твёрдым, трудолюбивым и удивительно хорошо обращался с тесаком, что отлично подходило Гвилиму Мензиру.
Но теперь он погиб, и сэру Гвилиму Мензиру потребовалась замена. Нашёлся Нейклос Валейн, который явно считал, что работа над Мензиром ещё не завершена. Щеголеватый, темноволосый камердинер был примерно на десять лет старше Мензира, и его очень рекомендовал Доминик Стейнейр.
— Он доведёт тебя суетой и беспокойством до смерти, — сказал Стейнейр, — но при этом умудрится накормить тебя горячим супом посреди воющего шторма. Независимо от того, сколько времени ты дашь ему на подготовку к официальному обеду, он будет клясться, что этого недостаточно… а затем сообразит ужин из пяти блюд и каким-то образом наколдует свежие овощи, хотя вы застряли посреди Наковальни. И, честно говоря, Гвилим, я думаю, что он именно то, что тебе нужно теперь, когда у тебя есть свой вымпел.
У Мензира не было особых сомнений в том, что имел в виду Каменный Пик. Капитаны могли не слишком беспокоиться о внешнем виде, в отличие от адмиралов. И неприкрашенная правда заключалась в том, что хотя жизнь и карьера Мензира сделали его непревзойдённым профессионалом в качестве моряка, они, похоже, так и не научили его вопросам этикета, правильного выбора вин или всем тем другим мелким деталям, о которых адмиралы должны были знать.
Валейн исправлял это, и были времена, когда Мензир чувствовал определённое родство с раскалённым добела бруском железа, из которого выковывают подкову. Он был глубоко благодарен за это, но это совсем не означало, что он наслаждался процессом, потому что Валейн был именно таким придирчивым, привередливым, точным и откровенно суетливым, как и предупреждал его Каменный Пик.
Наблюдая за тем, как его флаг-лейтенант направляется вниз, адмирал подумал, что именно поэтому он и послал Ражмана подразнить Валейна в его берлоге. Ранг, в конце концов, имеет свои привилегии.
В конце концов, им не пришлось переносить ужин на более поздний срок… к многострадальному (хотя и невысказанному) недовольству Валейна. Ветер продолжил стихать, постепенно перейдя в полный штиль к моменту, когда «Вестнику» осталось две мили от флагмана, и лейтенант-коммандер Гразайл преодолел последнее расстояние на своей шлюпке. В данный момент его гребцы наслаждались заслуженным отдыхом в кают-компании команды «Танцора», в то время как Гразайл извинился перед своим адмиралом за задержку.
Как и Ражман, Гразайл был чизхольмцем, хотя он был таким же темноволосым и голубоглазым, как и любой черисиец. Он загорел лучше, чем Ражман, как подумал Мензир с некоторым весельем, наблюдая, как они стоят почти бок о бок. На самом деле, Гразайл потемнел до глубокого медно-бронзового цвета, что в сочетании с его довольно поношенной форменной курткой (как и большинство младших командиров кораблей Флота, он не казался обладателем слишком глубокого кошелька) придавало ему отчётливый пиратский вид. Или, скорее, вид, как должны были выглядеть пираты в плохих романах. Один из которых Мензир однажды читал. То, что он был о пиратах, возможно, было одной из причин, по которой он никогда не читал других. В конце концов, он встречался с настоящими пиратами, и трудно было бы представить себе что-то менее похожее на весёлых, добросердечных, но непонятых персонажей этой конкретной литературной насмешки.
Он отбросил эту мысль в сторону и отмахнулся от извинений Гразайла.
— Не беспокойтесь об этом, коммандер. Никто не может отдавать приказы ветру — во всяком случае, такие, чтобы им повиновались! Честно говоря, вы хорошо поработали, прибыв сюда так быстро. Однако, как я понял со слов моего камердинера — он очень старательно не бросал насторожённых взглядов в сторону Нейклоса Валейна — ужин готов. Я предлагаю нам всем сесть и поесть, пока он не испортился. Мы можем обсудить такие незначительные вещи, как отчёты, после того, как мы благополучно покончим с ним.