— Ну, мы не можем этого допустить! — Другой мужчина встал, поправил свою пурпурную сутану, несущую знак пламени, и поднял правую руку, чтобы благословить Скипетром Лангхорна. — Мои молитвы будут с тобой, сын мой, — торжественно сказал он.
— О, спасибо, отче.
Возможно то, что он позволил собственному раздражению окрасить свой тон, было признаком того, насколько на самом деле Сибланкет был озабочен более непосредственной угрозой возможной реакции графа Кориса. Или это могло быть просто от того, как долго он знал другого мужчину. Возможно, он понял, что на самом деле это не так рискованно, как мог подумать кто-то другой.
В конце концов, если уж на то пошло, даже у одного из личных решателей проблем Великого Инквизитора могло быть чувство юмора.
Ноябрь, 893-й год Божий
I. Императорский Дворец, Черайас, королевство Чизхольм, и КЕВ «Рассветный Ветер, 54», Дельфиний Плёс
.I.
Императорский Дворец, город Черайас, королевство Чизхольм, и КЕВ «Рассветный Ветер, 54», Дельфиний Плёс
— Что ты думаешь насчёт последних отчётов Мерлина и Сыча по Корисанду, Мейкел? — спросила Шарлиен.
Они с Кайлебом сидели в апартаментах принца Тимана, которые располагались чуть дальше по коридору от их собственных апартаментов, и были преобразованы в библиотеку, объединённую с кабинетом. Здесь не было отремонтированных полов с подогревом, как в их спальне, но была установлена совершенно новая чугунная печь с металлургического завода Хоусмина, и огонь, пожирающий уголь в её железном чреве, излучал желанное тепло.
— Вы оба видели те же визуальные данные со СНАРКов Мерлина, что и я, — указал Мейкел Стейнейр через наушник в её правом ухе. Его голос звучал удивительно отчётливо для кого-то, кто находился на расстоянии более четырёх тысяч миль полёта виверны от Черайаса. — Что ты думаешь?
— Нет, так нельзя, — с усмешкой ответил Кайлеб. — Мы первые тебя спросили!
— Кха-кха! — Стейнейр сурово откашлялся, и Шарлиен улыбнулась мужу. Их контактные линзы показали им изображение архиепископа, который сидел в своей корабельной каюте, глядя на закатное море, с Ардином, лежащим у него на коленях. Его собственные линзы также показали ему её усмешку, и он скорчил ей рожу. Но затем он пожал плечами, и, когда он продолжил, его тон стал более серьёзным.
— Что касается Церкви, я думаю, что нам чрезвычайно повезло с Гейрлингом и — особенно — такими людьми, как отец Тиман, — сказал он очень серьёзно. — В ближайшее время мы не найдём никаких черисийских «патриотов» в Корисанде, даже среди духовенства, но реформистский элемент в Корисандийской иерархии оказался гораздо сильнее, чем я смел надеяться до вторжения. И во многих отношениях, по-настоящему хорошая новость заключается в том, что многие из этих реформистов являются урождёнными корисандийцами, подобно отцу Тиману. Это придаёт голосам разума корисандийское лицо, и это будет невероятно ценно в будущем.
— С более чисто политической точки зрения, — продолжил архиепископ, — я думаю, что генерал Чермин, Каменная Наковальня и Тартарян находятся в курсе событий настолько, насколько мы могли бы разумно спросить, Ваше Величество. Так же думает и Бинжамин, если уж на то пошло. В любом случае, никто из нас не видит, как кто-то мог бы работать лучше, учитывая обстоятельства убийства Гектора и тот факт, что во всём Корисанде, вероятно, есть не более полудюжины людей — даже среди наиболее настроенных на реформы членов духовенства — которые думают, что Кайлеб не стоял за этим.
— Согласен, — сказал Кайлеб с серьёзным выражением лица. — Тем не менее, я должен признаться, что чувствовал бы себя намного лучше, если бы Братство позволили нам сделать шаг вперёд и полностью ввести Ховила в курс дела. Если бы мы могли дать кому-нибудь в Корисанде один из коммуникаторов Мерлина, я бы намного крепче спал по ночам.
Шарлиен кивнула, хотя, по правде говоря, она не была полностью уверена в том, что была за решение, чтобы дать Ховилу Чермину коммуникатор. Не то чтобы она хоть в малейшей степени сомневалась в лояльности, уме или умственной стойкости генерала морской пехоты. Нет, проблема заключалась в том, что, несмотря на искреннюю ненависть Чермина к «Группе Четырёх», он по-прежнему верил — глубоко и полностью — в доктрину Церкви. Как и в случае с Рейджисом Йевансом и Мареком Сандирсом, было просто невозможно предсказать, как он отреагирует, если они попытаются рассказать ему правду.