Пастух долго держал ковчежец в руке, не решаясь его открыть.
Ночь была спокойной, кругом царила мертвая тишина. Множество звезд, словно внимательные глаза, казалось, вглядывались в необъятные безлюдные просторы, спавшие среди неизъяснимого безмолвия.
Наконец, Лобзанг открыл ковчежец. В свете костра было видно, что он до отказа заполнен выцветшим шелком, некогда ярко-голубого цвета. Как водится, ткань, разрезанная на полосы, должна была окутывать драгоценную реликвию, хранившуюся в ковчежце. Чрезвычайно осторожно Лобзанг начал расправлять складки скомканной ткани. Он разматывал ее снова и снова, все медленнее и медленнее; и вот уже в его пальцах осталась лишь тонкая палочка шелка… последняя складка… больше ничего. По одежде Лобзанга волочился длинный лоскут рваного голубого шелка.
Удрученный пастух просунул палец внутрь ковчежца, чтобы ощупать дно, встряхнул предмет… Ничего. Ковчежец был пуст. А он, Лобзанг, ради обладания несуществующим волшебным сокровищем убил своего Учителя, тем самым отдав себя на растерзание полчищам бесов!
Пастух вскочил и, швырнув ковчежец на землю, издал нечеловеческий вопль.
Лошадь, устрашенная этим диким криком, с ржанием встала на дыбы, резким движением порвала ремень своей привязи и, обезумев от ужаса, умчалась в темноту. Лобзанг на миг застыл, остолбенев от неожиданности, а затем бросился вдогонку за убежавшим животным.
Пасангма осталась сидеть, потрясенная.
Любовник никогда не рассказывал ей о драгоценности, сокрытой в ковчежце, который он носил на своем теле; женщина не знала, что он совершил преступление, чтобы завладеть сокровищем, и не могла понять, чем вызван приступ буйного помешательства, который она наблюдала.
Она стала думать о единственном понятном ей происшествии: их лошадь убежала, а Лобзанг, утверждавший, что слышал волков, испугался, как бы они не набросились на животное, и погнался за ним, чтобы его привести обратно и больше не отпускать от себя.
Отыскать лошадь ночью нелегко! Пасангма ничем не могла помочь своему спутнику; ей оставалось только ждать. Женщина машинально подобрала ковчежец, обтерла, стряхнув с него подолом платья землю, и положила его в ампаг.
Тихая и спокойная ночь шла своим чередом. Лобзанг все не возвращался. Время от времени Пасангма подбрасывала несколько кусков джува в огонь, свет которого должен был указать ее другу обратный путь, и продолжала ждать. Ее тревога возрастала. Случается, бродячие лошади сталкиваются со стадом киангов[32] начинают играть, присоединяются к нему и, почувствовав вкус к вольной жизни, уходят очень далеко; хозяева никогда их не находят.
Стало светать, а Лобзанг так и не вернулся.
Пасангма встала и огляделась. Вокруг по-прежнему расстилалось, безлюдное пространство, и волнистая линия вдали указывала па гряду холмов.
Молодая женщина, рожденная и выросшая среди пастухов, не раз наблюдала, как убежавших лошадей находили и ловили после нескольких дней поисков, на большом расстоянии от стойбища, к которому они принадлежали. Очевидно, их скакун бродил где-то всю ночь. Раз Лобзанг не привел коня обратно, значит, ему не удалось его отыскать. Теперь, когда рассвело, она тоже могла попытаться его найти. Женщина собрала мешки, разбросанные по земле, сложила их в кучу вдалеке от костра и отправилась па поиски.
Через некоторое время взошло солнце, озарив черные силуэты, кружившие в воздухе; они то опускались на землю, то внезапно взмывали в небо.
Грифы, подумала Пасангма, и ее сердце сжалось. Не слышал ли Лобзанг накануне вечером волков? Возможно, эти волки загрызли лошадь, и грифы, которых она заметила, пировали на ее останках. Однако это еще не факт; хищных птиц могла привлечь и другая падаль. Ей следовало это выяснить.
Пасангма прибавила шаг, подгоняемая тревогой. Силуэты больших грифов вырисовывались все более отчетливо. Когда женщина подошла к месту, где собрались птицы, они разом взлетели, громко хлопая крыльями, и Пасангма увидела…
Она увидела почти полностью обглоданный остов лошади, а рядом с ним тело Лобзанга. С его лица была содрана кожа, и сквозь прорехи одежды, разорванной мощными клювами грифов, проглядывали клочья окровавленной плоти.
Пасангма онемела и долго стояла, вытаращив глаза, словно пригвожденная к месту, а затем бросилась наутек, не разбирая дороги; она бежала до тех пор, пока не оказалась далеко от зловещего места и не рухнула на землю без сил.
32
Онагры, крупные дикие ослы