С этими словами наг скрылся в лазурных водах большого озера, а Гьялва Одзэр, оставшись в одиночестве с бирюзой в руке, вернулся в свой скит.
Оказавшись там, отшельник зашил драгоценный камень-талисман в кусок шелка и хранил его таким образом до тех пор, пока не убрал в небольшой серебряный ковчежец, изготовленный по заказу.
После этого сверхъестественные способности Гьялва Одзэра существенно возросли.
Стоило ему захотеть, как скалы перемещались из одного места в другое, горы меняли форму, реки оставляли свои русла и прокладывали себе новые либо их воды внезапно поворачивали вспять, к истокам.
Множество подобных и других чудес было совершено ближайшими преемниками первого из Гьялва Одзэров. Деяния же тех, кто пришел им на смену, стали более редкими и не столь впечатляющими. Мало-помалу подробности предания затерялись в туманной мгле… Это было так давно!
Однако духовная линия великого чудотворца по-прежнему существовала, и вера в действенную силу бирюзы-талисмана, которую преемники Гьялва Одзэра носили па своем теле, оставалась незыблемой, хотя никто никогда не видел сокровища, и оно никоим образом не давало о себе знать.
Жизнь в окрестностях большого Голубого озера, как и прежде, шла своим чередом.
Погожие и ненастные времена года сменяли друг друга, орошая высокогорные пастбища благотворным для их плодородия дождем или лишая их влаги. Стада процветали либо их косил мор. В черных палатках рождались дети, и болезни поражали некоторых из них; смерть уносила ожидавших ее стариков и молодых людей, восстававших и боровшихся с ней…
Надо ли видеть богов воочию, чтобы в них поверить?.. Вера — это дар. Коренные обитатели чантангов обладали им в полной мере.
Взойдя вверх по крутой тропе, Мунпа Дэсонг остановился перед дверью скита. Она была приоткрыта, и юноша слегка удивился; однако его Учитель порой выходил по ночам, чтобы совершать тайные обряды, которые никто не должен был видеть. Мунпа толкнул дверь и вошел.
Внутри, в тесном жилище гомчена, царила почти беспросветная тьма. Тем не менее можно было смутно разглядеть высокую угловатую фигуру гомчена, опиравшуюся на спинку сиденья для медитации[13].
Учитель погружен в глубокую тинцэдзин[14], подумал Мунпа. Он довольно часто был свидетелем подобного состояния глубокой сосредоточенности ума, во время которого Одзэр становился невосприимчивым к каким-либо внешним раздражителям. Стараясь не шуметь, ученик простерся ниц перед отшельником, положил котомку у входа в скит и сел со скрещенными ногами в позе медитации, пытаясь направить ход своих мыслей к вершинам, над которыми парил дух его неподвижного Учителя.
Снаружи, посреди бескрайних пустынных просторов, окутанных покровом тьмы, царило безмолвие. Невыразимый покой пронизывал бесстрастную землю, в высшей степени равнодушную к суете порожденных ею существ, которым суждено после недолгих бесплодных усилий вновь вернуться в ее лоно.
Вдали завыл волк… Из скита не доносилось ни звука.
И вот настала заря, ясная и вечно юная тибетская заря. Свет ее просочился внутрь пещеры сквозь щели двери, сбитой из старых, растрескавшихся, плохо пригнанных досок, коснулся лба ученика, выводя его из созерцания, начал разливаться по тесному скиту, скользя вдоль неровных поверхностей голой скалы, и, наконец, упал на застывшую фигуру гомчена.
13
Ящик-сиденье
14
Постичь глубину (