— А! — сказал управляющий, проявляя некоторый интерес. — Твой гуру занимается медитацией[54]. Какого рода медитацией?
— Я всего лишь его слуга, — смиренно ответил Мунпа. — У моего Учителя есть ученики, которых он обучает. Я же не в состоянии постичь его мудрое учение, но мне доводилось слышать от учеников, что он преподает им медитацию «великой пустоты» и «недеяния»[55].
Оба эти понятия знакомы последователям школы чань; в них не было ничего необычного для обитателей монастыря Абсолютного Покоя. Теперь эрлуа слушал гостя с подлинным интересом.
— Как ты оказался в тюрьме? — осведомился он.
Муни а некоторое время колебался, не зная, до какой степени можно было довериться управляющему и чистосердечно рассказать о причинах, которые привели его в Ланьду.
— Я был в одной лавке, — ответил он. — Хозяин решил меня прогнать. Его приказчики стали меня толкать, я ответил им тем же, потом пришли солдаты… Я их тоже толкнул.
— «Толкнул» означает, что ты с ними подрался. Но почему этот торговец решил выгнать тебя из лавки? Что ты там делал?
Мунпа растерялся. Допрос становился слишком напряженным. Следовало ли упоминать о вымышленном ожерелье из янтаря а зи?.. История с вдовой как-то не вязалась с его монашеским званием, а устремленный на него пристальный взгляд китайца явно указывал на то, что этого человека нелегко обмануть. Стоило ли говорить ему о бирюзе?..
Управляющий продолжал молча смотреть на Мунпа, и тот понял, что должен сказать правду.
— Я преследую вора, — признался он. — Я пытался выяснить, не предлагали ли этому лавочнику украденную вещь.
— Какую вещь?
— Тибетский ковчежец, — ответил Мунпа, решив умолчать о содержимом ковчежца.
— Этот ковчежец принадлежал тебе?
— Нет… Не мне.
Управляющий почувствовал, что его собеседник что-то недоговаривает, но решил, что лучше не настаивать.
— В конце концов тебя отпустили. Ты встречался с судьей?
— Я встречался с судьей, но не знаю, с тем ли, с которым вы говорили. Он ни о чем меня не спросил, не захотел меня выслушать и… — Мунпа ощущал, как нестерпимо болят под одеждой раны, уже начавшие гноиться. Неужели его собирались выставить за дверь? Он-то надеялся, что ему помогут, дадут масло или какую-нибудь мазь. — Он приказал меня избить, — пробормотал юноша со смущением и сильной досадой.
— Избить, — повторил управляющий.
Если это признание и вызвало у него сочувствие, то он никак ото не показал.
— Сколько раз тебя ударили?
— Десять, — тихо сказал Мунпа.
— Ты сильно изранен?
— Мне очень плохо, моя спина в крови, — еще тише ответил несчастный ученик Гьялва Одзэра.
— Ты служитель культа, поэтому можешь остаться здесь, о тебе позаботятся, — по-прежнему невозмутимо распорядился управляющий.
Затем по его приказу Мунпа отвели в небольшую уютную комнату и принесли туда чай. Несколько часов спустя молодого человека осмотрел врач и, не задавая никаких вопросов, смазал раны какой-то мазью. После этого он дал Мунпа чистую хлопчатобумажную одежду вместо его испачканного костюма, сообщил, что навестит его на следующий день, и ушел.
Мунпа добился своего. Теперь у него была крыша над головой, за ним ухаживали, а больше ничего ему пока не требовалось… Впрочем, нет, он был голоден и хотел есть. День был уже в разгаре, а у дрокпа с самого утра не было во рту ничего, кроме лепешки, которую он съел в коляске рикши по дороге к китайским монахам. Неужели онн вообще ничего не ели? Или же братия обеспечивала гостей только лечением и жильем, а не питанием? Мунпа надеялся на большее.
Устав от долгого напрасного ожидания, он рискнул выйти из комнаты в поисках чего-нибудь съестного.
У входа его остановил привратник.
— Куда вы направляетесь?
Изрядно смущенный Мунпа объяснил:
— Я ничего не ел с утра. Хочу поискать какой-нибудь трактир поблизости. Когда поем, вернусь.
— Вам незачем выходить; когда монахов будут кормить в трапезной, вам принесут еду. Оставайтесь в своей комнате, врач сказал, что вы должны спать.
Мунпа совсем не хотелось спать, а только есть, но ему оставалось лишь поблагодарить привратника, вернуться в келью и задумчиво сесть там на канг.
На закате к нему пришел молодой монах с подносом, на котором стояли полная миска риса и большая чашка воды, лежали кочан соленой пецай[56] и две деревянные палочки. Юноша поставил поднос на столик возле канга и удалился, не сказав ни слова.
54
Данное заключение вытекало из титула
55
По-тибетски:
56
Сорт китайской капусты, Ее едят сырой, но чаще сначала держат в рассоле, на манер квашеной капусты.