Сейчас с придыханием произносят имена Пеле, Бакенбауэра, Яшина… А они смогли бы играть в некошеной траве? Могли бы брать мячи голыми руками? Или бить голой ногой, до предела сжав пальцы, чтобы они не сломались? Или еще больше: любили ли они футбол так, как любил его Шимкунас? Кто на это ответит?
Так вот, тот самый белобрысый незнакомец, который послал мяч в поле, и был Шимкунас. Он еще раз обратил на себя внимание, когда чуть позже, стоя позади ворот, поймал мяч в броске «ласточкой». Он схватил мяч, который пулей пролетел в шагах шести от него. Словно бы кто-то нажал на пружину, и Шимкунас понесся за мячом быстрее самого мяча. Он схватил его обеими руками, прижал крепко к груди и тут же угодил в болото. Его вытащили, откуда-то принесли ведро воды и принялись отмывать. И когда его спросили, кто он, ответил:
— Шимкунас.
Оказывается, Шимкунас был голкипер, и он не мог и в мыслях допустить, чтобы мяч мог пролететь где-то возле него просто так — за здорово живешь! И для Шимкунаса не имело значения, есть поблизости болото или нет, посыпана земля осколками стекла или поросла мягкой травой. Главное для него — не пропустить мяч! Мяч обязан был находиться в его руках. Таков уж был этот черт Шимкунас.
А я? Вы вправе спросить, что делал я на поле? Сказать по правде — ничего особенного. Бегал за мячом, когда тот уходил за пределы поля, угодливо подносил его Саад-бею, или Мише, или Дауду и сосал ириски (копейка за две штучки). Разумеется, до «Униона» или «Унитаса» мне и моим товарищам было далеко, так же как «Униону» до «Борусии» или «Ливерпуля». Но и я мог падать в болото в погоне за мячом и бегать по полю два тайма, по шесть часов каждый. А уж чужую игру мог оценить не хуже современного судьи международной категории…
Шимкунас мне сразу понравился. Особенно этот его прыжок в болото (в то время в Сухуме не было стадиона с подстриженной травой и высокими трибунами).
Словом, Шимкунаса приметили, и хорошенько приметили. Он аккуратно приходил на матчи и тренировки «Униона» и «Унитаса». Однажды он сел в сторонке на землю, разделся и раскрыл небольшой чемоданчик с вещами. Синие суконные брюки он сложил аккуратно, так же как рубашку-безрукавку. Лакированные туфли и носки пристроил рядом, а сам надел голубую — как небо! — майку, обулся в настоящие бутсы с шипами, из чемодана достал шерстяные наколенники, гетры в полоску и кожаные перчатки.
Его окружила толпа мальчишек и не пропускала ни единого его движения. Когда, переодевшись, Шимкунас встал, он нам показался богом: такого спортивного одеяния мы и в глаза не видали!
Шимкунас попрыгал на месте, поразмялся, несколько раз глубоко вдохнул горячий летний воздух, а потом сделал приседания, прополоскал горло холодной водой, которую услужливо преподнес ему продавец-грек.
Леон крикнул:
— Шимкунас, постой в воротах!
Шимкунас обратил внимание на провисание перекладины, измерил шагами ширину ворот и занял место посередине. Мы видели, как он внимательно оглядел поле, оценил позиции игроков (тренировка шла у одних ворот).
Дауд стоял позади ворот, он отдыхал. На него глазели десятки ребят, в том числе и я. Когда он сплевывал, мы внимательно наблюдали за траекторией слюны. Кадык у него был острый, щетина жесткая, плохо бритая, глаза карие, волосы модной стрижки — ежиком. В матчах он играл в лаковых туфлях и шелковых контрабандных носках французского производства.
— Ребята, — сказал Дауд, — у кого есть семечки?
Семечек не оказалось, а от предложенных ирисок Дауд отказался.
— Сосите сами, сосунки, — снисходительно посоветовал он.
Между тем игроки стали бомбардировать ворота. Шимкунас делал саженные прыжки то вправо, то влево, то вверх. Мяч все время прилипал к его рукам.
— Не голкипер, а зверь, — восхищенно сказал Дауд.
Саад-бей, великий голкипер «Униона», с завистью наблюдал за Шимкунасом. Он не комментировал. Только бил себя ладонью то по животу, то по лбу.
— Послушайте, пацаны, — сказал Дауд, — этот Шимкунас — знаменитый голкипер. Он входит в первую пятерку мира. Он из Москвы. А может, из Петрограда.
Эта новость была ошеломляющей. Мы затаили дыхание: как, в первую пятерку мира?!
— А потом я еще такое сообщу, — сказал Дауд, — что вы разом опупеете.
Мы готовы были на все: опупеть так опупеть! Однако Дауд медлил со своим сообщением…
Шимкунас воистину был великолепен. Со стороны все казалось просто. Шимкунас падал на землю, а мяч у него на груди! Шимкунас протягивал руки влево в отчаянном броске — и мяч шел к нему в руки! Какой-то магнит, а не голкипер!