— А что, дедушка?
— Что? Вы спрашиваете — что? Да они поднимут такой ветер, что всех вышвырнут в море. И даже запросто!
От этих слов дух у нас захватило.
— За что же вышвырнут, дедушка?
— А за все! Люди же дурные! Вот и получат по заслугам! А вы еще дурнее. Зачем ломаете ветки? Зачем кидаете камни в птичьи гнезда? Вы думаете, что деревья ничего не смыслят? Вон какие они высокие! Они все видят, все понимают…
И старик, сердито ворча, ушел к себе.
Потом он не раз заговаривал с нами об этом же. Не раз предвещал всякие напасти. Он был очень старый и очень мудрый. Однажды даже сказал, что он и тополя ровесники. Он якобы видел тоненькие плети, из которых выросли эти гиганты.
Стоило задуматься над его словами. Но где там! В одно ухо влетало, а в другое вылетало. У нас в голове был ветер сплошной.
Как-то брат сказал мне перед сном:
— Эти тополя будут жить миллион лет.
— Откуда ты это взял?
— Один дядя сказал.
— А почему не два?
Мне казалось, что миллион лет не так уж много для четырех зеленых красавцев. Если они способны подымать ураганный ветер, если им под силу мести пыль на улицах с неимоверной яростью, если ничего не стоит подымать волны на море, то прожить миллионы лет, наверное, не так уж трудно. А может, они будут вечно-вечно-вечно?
— Скорее всего!
К такому выводу пришли мы с братом.
Однажды нас поразил некий молодой человек, проходивший по улице и услышавший наш разговор про миллионы лет тополиного века.
— Пацаны, — сказал молодой человек, — вы, случайно, не с ума спятили?
— А в чем дело? — Мы немножко оробели.
— Вы знаете, что будет с этими деревьями через миллион лет?
— Нет, не знаем.
— Я в седьмом классе и все знаю.
Этот молодой человек был одет щеголевато: длинные брюки, начищенные до блеска полуботинки, белоснежная косоворотка.
— Пацаны, — продолжал он, — из этих деревьев через миллион лет получится антрацит. Вы знаете, что такое антрацит?
Нет, мы не знали, что за штука такая антрацит.
— Это каменный уголь, — пояснил семиклассник. И пошел дальше своей дорогой.
Нас было несколько мальчишек, и все мы словно языки проглотили.
О чем говорил этот щеголь? Какой каменный уголь? Это же невероятно! Это ужасно! В конце концов, это жутко!
Мы молча разошлись. Я и брат поднялись к себе домой и долго смотрели на тополя. Нет, это невероятно: никогда не превратятся в уголь эти стройные, сильные красавцы!
С тем мы улеглись и уснули…
Ночью тополя вдруг рассердились. Они, словно сговорившись, так раскачались, что подняли бурю. Такую сильную, что на чердаке стоял сплошной вой. Об этом бабушка утром рассказала, потому что мы с братом спали крепким сном и на этот раз ничего не слышали.
Ночью бушевала буря, а к утру тополя, как видно, устали, и стало тихо. Засветило солнце. Как ни в чем не бывало.
Но тополя ночью, наверное, переборщили: один из них так низко пригнулся к земле, что больше не смог выпрямиться и рухнул. А рухнув, перегородил улицу, и все фаэтоны вынуждены были ездить по другим улицам.
Мы с братом бросились со двора: неужели зеленый гигант валяется на земле?
Да, совершилось немыслимое: тополь лежал поперек улицы. И на его стволе, как на огромном мосту, перекинутом через реку, пританцовывали мальчишки. Им, казалось, было очень весело оттого, что немыслимый гигант лежит «во прахе и пыли», как лермонтовский гладиатор. Мы с братом даже обомлели. Как, тополь на земле? Тополь повержен? Кем? Какая сила одолела его? Ведь сама небесная молния ничего не могла поделать с ним…
И тут как раз появился наш старик сосед. Он глядел на дерево, на мальчишек, плясавших на теле его, на ветки, раскинувшиеся в стороны…
Глядел и улыбался.
— Свалился-таки? — сказал он, обращаясь к нам.
— Мы не видели этого, — сказал я.
— Ты, наверное, дрыхнул?
— Да, спал.
— А я видел, — сказал старик. — Человек не должен много спать, а то проглядит многое. Когда у этого молодца подкосились ноги, вдруг что-то хрустнуло. Я подумал, что это земля раскалывается. А потом над головой что-то ухнуло. Я решил, что это пушка стрельнула над самой головой. Я приподнялся, глянул в окно — и вижу, как на меня валится этот великан. Ну, думаю, пропал мой дом. Однако не достал, только веточками прошелся по стенке. Пыль обмел. Всего-то навсего…
Старик говорил об упавшем дереве уважительно, как о живом соседе. Мы очень пожалели, что в эту ночь спали как убитые.
— Послушайте, — продолжал старик, — представьте на минутку, что этот тополь был бы человеком-великаном. Кто бы для него смастерил гроб, чтобы похоронить его? Как вы думаете — кто?