Мы удивлялись:
— Как это можно?
— Очень просто, — отвечал нам авиаконструктор, — у меня винт толкающий, а у вас — тянущий.
— Откуда ты все это знаешь?
— А у моей сестры есть кавалер, который знает аэропланы всех конструкций мира.
Крыть было нечем, и мы умолкали. Просто наблюдали за тем, как аэроплан летит хвостом вперед. Это было удивительно!
— А что, — посоветовали мы, — если хвост перенести назад, а пропеллер вперед?
Юный конструктор не ахти как разбирался в вопросах аэродинамики, он почесывал затылок, сопел, а потом молча запускал свою модель хвостом вперед. Представьте себе — она летала не хуже нашей. Правда, она здорово ковыляла в воздухе — будто пьяная. Чего-то ей недоставало. Но чего? Вроде бы все имелось: и крылья, и фюзеляж, и пропеллер, и хвост… Она походила на сокола, летающего хвостом вперед. Что-то странное, словом…
Но говорите что угодно, а странный аэроплан побивал на сухумской площади все рекорды: и дальности, и продолжительности полета, и различных там «бочек» и петель, в том числе и мертвых…
Однажды рано утречком у меня под дверьми собралась большая группа мальчишек. Каким-то образом я уловил их присутствие (они вели себя предельно спокойно). Вскочил как ужаленный и сразу вытаращил глаза: я увидел над ребячьими головами некую модель аэроплана — малюсенького «юнкерса» с бензиновым моторчиком. Такие моторчики встречались только в брошюрах.
— Что это? — спросил я.
— Самолет!
— А это?
— Мотор.
— Кто его сделал?
— Его прислал из Москвы один дядя…
Не без труда завели мотор, и он заревел, как настоящий. Самолет рвался вперед, но его цепко держали ребячьи руки.
Я от удивления рот разинул. Нет, это было свыше моих сил и моего понимания! Черт возьми, бензиновый моторчик размером со спичечный коробок!
— Сколько же он может пролететь?
— Сколько хватит бензина.
— А все-таки?
— Может долететь до Нового Афона.
— А дальше?
— Дальше — горы.
Обладатель мотора и самолета — белобрысый курносый Саша с Подгорной улицы — всех нас позвал на площадь. Он заявил, что побьет все рекорды, может быть даже мира. Такой у него аэроплан! Называется он так: моноплан со свободно несущим крылом. Словом, «юнкерс» в миниатюре…
Подтянув штаны, мы с братом бросились вслед за мальчуганами на площадь.
Там долго-долго вливали бензин в бачок. Потом долго-долго заводили мотор. А он не заводился… Потом снова вливали и снова заводили…
Когда всем надоело это занятие, а солнце начало припекать, вдруг моторчик застрекотал. Сашка прибавил газ, и малюсенький аэроплан задрожал всем телом. Его поставили на землю. Сашка сдерживал его довольно долго, поправлял рули высоты и глубины и вдруг отпрянул в сторону.
К нашему удивлению, аэроплан подскочил на метр и — полетел. Он летел, летел, летел над бурьяном, над болотами, над тропинками. Он взял курс к морю, но вдруг резко переменил его: дрогнуло правое крыло, и аэроплан повернул к горе Самата-арху, к тому самому месту, откуда солнце показывалось по утрам.
Мы чего-то орали, гоготали, визжали.
Аэроплан начал теряться из виду. Но вот — ура, ура, ура! — он снова повернул на сто восемьдесят градусов и ринулся в нашу сторону.
— Он планирует! — крикнул кто-то.
— Это же не планер!
— Все равно!..
— Нет, не все равно!
Аэроплан летел высоко; чтобы увидеть его, приходилось задирать голову. Потом он подлетел к нам совсем близко и рухнул наземь. Мы подбежали к нему — хвост торчал кверху, а в остальном все было в порядке.
— Сашка, — сказал я, — дай я подыму его…
— Нет, — сказал Сашка.
Тогда я отдал ему царский пятак, с которым всем везло при игре в расшибаловку, и Сашка смягчился:
— Ладно, подними его, только осторожно.
Я взял аэроплан на руки, точно ребенка, осторожно, весьма осторожно. Я понял: он был тяжелее воздуха. Вот это да! Это не то что шар братьев Монгольфьер! Тот был легче воздуха!..
Я посмотрел вверх — там светилось солнце. Но у меня на руках было нечто, что дороже самого солнца, — аэроплан! Именно на аэропланах летали ухажеры сестер Кеоновых и летал сам Шпиль…
Я бы все отдал Сашке за его бензиновый моторчик. Но у меня даже язык не поворачивался предложить что-либо. Что на свете дороже моторчика?!
С большим сожалением вернул я аэроплан Саше, отошел в сторону и с грустью улегся на теплую траву.