Как-то мы с ним разговорились про гражданскую войну на востоке. Я такой идейный комсомолец с уклоном в матшколу и романтику Братска, но деду верил все же больше, чем радио. Я и говорю: "Деда, но ведь победили большевики-то". А он: "Я вот только не знаю: они ли победили — или само развалилось. Приходилось мне видеть, как красный эшелон на станцию приходил, пока еще оттуда белый не ушел, и обходились без сражений". Рассказывал он, что смазочных масел не было — до Грозного и Баку четыре фронта, а у них в кооперативе в тайге кубик перегонный стоял и деготь гнали, так: "У меня, — говорит, — в тайге на этом заводике два городских большевика от контрразведки прятались". Я спрашиваю: "Дедушко, а после прихода красных как с заводиком-то?". Он говорил, что продолжал работать, а я уж сделал вывод, что дед, небось, пару колчаковских офицеров туда пристроил.
У него была своя оригинальная и, на мой взгляд, очень правдоподобная версия пружин, двигавших сторонами в Гражданской войне на Урале и в Сибири, значительно более материалистическая, чем официальная советская. Я пытался разыскивать, но так и не нашел каких-то похожих на нее публикаций, или серьезных доводов, опровергающих эту версию. Начиналось в этой версии все с "челябинского тарифного перелома". Попробую объяснить поподробнее от себя, как в юные годы из бесед с дедом запомнил, и позже, как любитель сибирской истории, по книжкам и журналам читал. В Сети на эти темы пока вообще ничего нет, даже на дивном сайте Сибирская заимка[7].
Получалось так. Россия, которую потерял кинорежиссер Говорухин, только и существовала в его воображении, да в ностальгической памяти эмигрантов, бежавших от Буденного. Конечно, не было такого кошмара голодовок и террора, какой периодически посещал Советскую страну, но и идиллия заботливого начальства, национального мира и японских темпов роста не ближе к истине, чем "Кубанские казаки". Ни одна из стоявших перед страной проблем: аграрная, национальная, рабочая, а под конец еще и военная, — не решались, да и не могли решаться, по-видимому, той государственной машиной, да еще с учетом кругозора и масштаба личности ее главы. И вот к другим проблемам существовала еще и сибирская. Конечно, изобретатель сибирского автономизма этнограф Тан-Богораз был на самом деле ссыльный народоволец Натан Богораз, но не сионские же мудрецы поставили дело так, что любую нужную для территории затею типа библиотеки или университета приходилось пробивать в питерских канцеляриях через взятки и многолетние хождения (пример — судьба знаменитого миллионера-благотворителя Сибирякова[8] и его хлопоты о Севморпути и о Сибирском университете, а на моей еще памяти открытие первого кинотеатра в Нижневартовске, что смог решить после десятилетней переписки и хождений только лично Генсек по подсказке Раисы Максимовны). С самого начала и по сей день из "Расеи" Сибирь так и видели как место каторги и источник валютных ресурсов от мехов через золото и до нефти с алюминием. Полного соединения этих двух функций как раз и удалось достигнуть в Гулаге.
Какое-то время каторжников в Сибирь гоняли просто пехом, как по Есенинским стихам"…И идут по той дороге люди, Люди в кандалах". Прогресс принес сначала Обь-Енисейский, ныне заброшенный, канал и перевозку на баржах (см. у Лескова в "Леди Макбет Мценского уезда"), а затем и Великую Сибирскую магистраль со столыпинскими вагонами. Уж там хотело начальство в Петербурге или нет, но чугунка сразу сместила жизнь за Уралом от Полярного круга к лесостепям, и от Екатеринбурга до Минусинска начались обломные урожаи пшеницы и ржи на целине, поднятой американскими плугами, которые никак не приживались в Великороссии. Земледелие как раз остановилось на границе того, что называли Целиной в наши 50-е годы, и где распашка за пару лет давала жуткую эрозию почвы. Но это нам с вами хорошо думать о прибавке в национальный каравай, а в Смоленской или Пензенской губерниях привезенный по магистрали сибирский хлеб сбивает цены и разоряет мужиков и помещиков, объединенных в этом случае угрозой с Востока.
В аналогичной ситуации, когда лодзинские ткани сгоняли с рынка фабрикантов Москвы и Иваново-Вознесенска, те выпрашивали у правительства введение таможенной границы с Царством Польским, даром что патриоты и обрусители были не хуже самого Каткова. Так и тут, покровительственная пошлина против сибирского зерна Центру как жизнь нужна, хоть и сильно противоречит идеологии насчет "единой и неделимой". Вот тогда главный мудрец старой России Сергей Юльевич Витте и придумал "челябинский тарифный перелом". Это такая система железнодорожных тарифов, при которой сильно возрастала плата за перевоз любого груза, если он по дороге миновал с востока станцию Челябинск или любую другую станцию на границе Европы и Сибири. Для золота, мехов и других дорогих товаров это большого значения не имело, а зерно вещь дешевая, и для него фрахт играет большую роль. Так что для вывоза сибирского хлеба в Европу этот тариф оказывался запретительным. Очередной раз Сибири указали ее место — каторги и ресурсного источника.