— Эй! Я не маленький! — возмутился Гарри, чем вызвал дружный взрыв смеха.
— Тебе надо больше есть, — отдышавшись, постановила Чермак. — Ты щупленький, в форме это не так заметно.
— Офелия! — возмутилась Мирослава.
Цыганка на это только цокнула языком.
— Да что ты краснеешь так, будто ни разу голого мужика не видела.
По колючему взгляду Беливук, сразу стало понятно, что вряд ли ей доводилось наблюдать подобное.
— Все время забываю, что вы в основном по домам сидите, никуда не путешествуете. У нас ведь так: идем несколько дней с передышками, доходим до реки, становимся на сутки на стоянку. Тут тебе и прачечная, и баня. Там и не такое увидишь.
Эдвин присвистнул. Такой порядок цыганской жизни его явно впечатлил.
— Если вы еще что–нибудь скажете о моем теле, то прокляну! — пообещал Гарри. — Тем же раздевающим проклятьем.
Офелия усмехнулась, но промолчала. Поттер был уверен, что если его будут доставать шутками на эту тему, то он действительно не будет церемониться. С юношами, по крайней мере, точно.
— А откуда у тебя столько шрамов? — тихо спросил Альберт.
Он, как всегда замечал мелкие детали, совершенно упуская из виду на общую ситуацию. Оставалось надеяться, что не все были столь внимательны.
— Мои отношения с родственниками были весьма напряженными до того, как я попал к Снейпу, — раздраженно ответил Гарри.
На самом деле большая часть из них была у него из–за неугасаемого интереса Дадли к тому, чем он сможет наконец–то добить его кузена. Скорее всего, кузен воспринимал это как игру, пусть и жестокую. Возможно, если бы Поттер все–таки умер во время очередной из их забав, младший Дурсль действительно осознал бы всю кошмарность своих поступков.
Дадли нравилось чувствовать себя охотником и, конечно же, не меньше удовольствие ему приносили игры с пойманной дичью. Хотелось, чтобы Гарри просил не бить его или не доламывать принадлежащие ему вещи, которые и без этого дышали на ладан.
Но Поттеру стоило отдать должное, он не был идиотом, ежедневно попадавшимся в руки мучителей. Он научился хорошо прятаться и быстро бегать. Именно это не раз спасало его от компании Дадли, и вместе с этим подобное поведение еще больше подстегивало его кузена на ловлю интересной дичи.
Ребята молчали, каждый из них пришел к своим выводам о том, какое у него было детство, если на теле было такое количество шрамов.
— Так много боли… — Альберт покачал головой.
Гарри с удивлением увидел в его глазах слезы.
— Мне так жаль, что все это происходит с тобой, — прошептал он.
— К этому можно привыкнуть, — отмахнулся Поттер.
Боль, конечно же, всегда была отвратительна, и мальчик не относил себя к ее поклонникам, но был уверен, что вынести можно многое. Какой смысл в том, что его будут жалеть? Как бы ему не сочувствовали, никто и никогда не сможет разделить ее с ним, взять себе часть.
Поттер оставил прошлое прошлому, Дурсли и жизнь в доме на Тисовой улице были теперь потускневшими воспоминаниями. То, из–за чего раньше накатывала кошмарная меланхолия и чувство ненависти к миру, теперь выглядело совершенно незначительным. Переход из мира магглов в мир магии разделил все на «до» и «после».
Теперь мальчик не чувствовал себя каким–то неправильным или ущербным. Гарри внезапно пришла в голову мысль: раньше он мечтал о том, что когда–нибудь станет в своей школе популярным, его будут уважать, станут здороваться с ним и у него появятся друзья и множество приятелей. Теперь этого у него было в изобилии.
— Если вы не возражаете, то я спать.
Ребята пожелали ему спокойной ночи, к удивлению Поттера, Дориан тоже что–то пробурчал себе под нос.
В спальне на своей кровати сидел Готт, он перекрашивал стену на своей половине в черный цвет и при этом насвистывал как–то странный мотив.
— Поздравляю с победой. Это было весьма зрелищно, — заметил он.
— Спасибо, — Гарри извлек из–под подушки свою пижаму. — Чем тебе помешала стандартная цветовая гамма?
— Все просто! — воскликнул Гилберт. — На ней не было ничего видно.
Поттер скептически изогнул бровь и принялся аккуратно складывать свою форму.
— И что именно на ней теперь можно будет разглядеть?
Готт заговорчески ему подмигнул и, что–то прошептав, продемонстрировал радугу, украшавшую теперь черную стену.
— На бежевой стене она просто бы померкла, чем контрастнее, тем лучше мы акцентируем свое внимание.
— Твоя философия мне понятна, но зачем тебе сейчас нужна конкретно эта радуга?
Гилберт удивленно посмотрел на него.
— Разве ты еще не понял? Мне она вообще не нужна. Это для тебя, контрасты требуются тебе самому, — объяснил он, чем ввел Гарри в еще больший ступор.
— Я обязательно подумаю об этом утром, — пообещал Поттер, забираясь под холодное одеяло. Гримма видно не было, скорее всего, он решил сегодня побыть с Люпином и вдоволь посмеяться над крестником.
Готт хмыкнул и погасил.
— Ну что ж… Приятных снов…
Гарри закрыл глаза и оказался в полной темноте. Она была абсолютной, без каких–то полутонов, хуже всего было то, что тьма оказалась материальной. Мальчик чувствовал, как она окутывала его своими щупальцами, как тянула за собой куда–то вниз…
Казалось, что он тонул потому, что тут, как и под водой не было воздуха, только темнота, которая заполняла его легкие. Ноги и руки отказывались ему подчиняться…
Дно… Где–то же оно должно было быть тут!.. Но Гарри ничего не чувствовал под своими ногами…
А потом появились руки… Они тянулись к нему со всех сторон, пытались схватить его… Четыре руки… Совсем как на шкатулке Дурмстранга…
— Найди нас… Найди… И тогда ты освободишься… — внезапно раздался тот самый женский голос, что он уже раньше слышал в кабинете зельеварения. — Найди…
— Да что искать? — закричал Гарри.
— Камень и надежду… То, что делается без причин!
Поттеру даже в таком безрадостном положении хотелось сострить что–нибудь про точность инструкций и понятные объяснения.
Внезапно перед взором мальчика возникло темное помещение, где на цепях раскачивался огромный квадратный камень…
— Найди… Найди… Спаси и спасись…
Мир задрожал, голос звучал все глуше и глуше. Камень поглотила тьма, а потом все это исчезло.
Его кто–то усиленно тряс за плечо и пытался разбудить.
— Что случилось? — воскликнул он и резко сел на кровати.
Рядом с ним было обеспокоенное лицо Гилберта.
— Гарри, Гарри, у моей кровати стена черная! Ее кто–то перекрасил? Зачем?
Поттер зажег свет и покосился на часы. Пять утра было самое лучшее время для решения проблем мировой значимости.
То, что Готт ненормальный, Гарри понял уже давно, но подобное пробуждение лишний раз доказало это. Доказывать растерянному мальчишке, что это он сам разрисовывал свою стену, было глупо. Во–первых, вряд ли бы поверил, а во–вторых, мало ли какие последствия это вызвало бы.
— Время до подъема еще есть. Иди досматривать сны. Когда мы вчера пришли с дуэли, она уже была такой. Видимо, кто–то из глав решил сделать мне сюрприз, но не знал, какая половина комнаты моя.
— О, — Гилберт тут же расслабился и кивнул. — Прости, что разбудил… Я просто испугался… Наверное, проспал момент нашего возвращения, почему–то совсем не помню его.
— Ничего, — постарался улыбнуться Гарри. — Так бывает.
Поттер погасил свет и залез с головой под одеяло. Он думал о том, что в следующие выходные на торговом корабле нужно будет купить себе несколько кинжалов и положить их под подушку. Просто так… На всякий случай.
Глава 33. Усталость
Как и говорили ребята, большая часть пошлых шуток досталась несчастной Цэрий. Поттер практически не видел ее. Бьянка вообще старалась не показываться в Общей гостиной. В Восточной девушка и до этого не появлялась, а в Западной сам Гарри бывал крайне редко, обычно, только если ему требовалось найти кого–то из глав.
В начале февраля состоялся очередной квиддичный матч. Соперниками команды Гарри была команда Виктора Крама. На игру собралась вся школа, даже заядлые книжные черви соизволили вытащить себя из библиотеки на стадион.