Восполнить большую кровопотерю кроветворным зельем тоже было нельзя. Он превратился бы в дистрофика с пониженным уровнем обычного иммунитета. В мае мальчик потерял гораздо меньше крови, но данное зелье ему давали в небольших количествах, потому что неправильная доза могла привести к летальному исходу. Гарри после этого очень много ел несколько дней. Организм пытался восполнить растраченные ресурсы.
Почему же не существовало никакого универсального решения проблем? Почему не было готовых ответов, а только вопросы?
Гарри никогда не был чьим–то, не принадлежал никому, не был нужным. Но даже у этого незавидного положения были свои сомнительные плюсы. Предательства, конечно, причиняли ему боль, но свыкнуться с ними было проще. Он не ожидал от жизни простоты, легкости и правильности. Дориану же было невыносимо признать, что те, кто должен считаться близкими людьми, способны умышленно причинить боль и потоптаться грязными ботинками по душе.
Поттер получил массу прививок от наивности и научился выживать. Он так же испытывал боль, горечь, неудобства, но это не мешало ему двигаться дальше. Всегда есть что–то впереди. Черные полосы всегда сменялись обычными серыми, а иногда даже мелькали белые. Но жизнь не была монохромна, на самом деле все зависело от ее восприятия.
Дориан был в отчаянии, и он устал. Это могло подтолкнуть его к необдуманным действиям. Нужно было что–то срочно делать.
В такие моменты Гарри совершенно сожалел, что рядом с ним никогда не было действительно серьезных и компетентных взрослых, могущих помочь советом или делом…Жаль, что Снейп вряд ли когда–то изменится. Было бы хорошо, если б когда–нибудь опекун смог бы искренне его поддержать. Зельевар был единственным человеком, который по–настоящему связывал Поттера с обоими родителями. Он являлся той нитью в прошлое, что доказывала существование таких людей, как Лили и Джеймс. Каким бы отвратительным порой ни был Снейп, это не меняло важности занимаемого им места в жизни мальчика. Слишком уж многое было связано каким–то образом с ним.
За своими мыслями Гарри так и не заметил, как кто–то долго смотрел на него через приоткрытую дверь, а потом быстро ушел.
Глава 20. Потрясения
Ангел и Ангела Вуич не выдержали долгого затишья и решили развлечь приунывших студентов очередной шалостью. В конце ноября по Дурмстрангу начали летать большие черные шляпы, из которых высовывались кролики, которые тут же принимались распевать похабные песенки и частушки, чем очень смущали девушек и преподавателей и веселили парней. Близнецы загадочно хихикали и делали вид, что не имеют никакого отношения к происходящему, но чуть позже чистосердечно во всем сознались очень рассерженному директору.
Главы просто сбились с ног, отлавливая неуловимые шляпы, которые при малейшей опасности тут же стремились скрыться. Когда последняя угроза порядку была уничтожена, Гарри поручили провести воспитательную беседу с Вуичами. Крам с ехидной улыбочкой пожелал ему удачи, за что был тут же записан в ранг предателей.
Ангел и Ангела явились в строго назначенное время и ничуть не выглядели виноватыми, скорее наоборот, с их хитрых рожиц не сходили плутоватые улыбочки.
— Что нам придется делать на этот раз? И сколько мы потеряем в рейтинге? — спросил брат, садясь в кресло напротив Гарри.
Его сестра уселась на подлокотник. Имена близнецов полностью оправдывали их внешний вид: белокурые, голубоглазые, с мягкими округлыми чертами лица. Если бы не их характер, можно было задуматься об их неземном происхождении.
— Ваш рейтинг потерял по двадцать баллов, — Гарри устало откинулся на спинку. — А наказание я еще не придумал. Для начала мне хотелось бы узнать причины, по которым вы все это делаете. Вам стоит понимать, что если вы будете занимать последние позиции в Дурмстранге, то и в будущем на хорошую работу не устроитесь.
Ангела прижалась к брату и обняла его рукой за шею.
— Бред, — уверено произнесла она. — Главное — результаты по МАГам и МИГам. Учимся мы хорошо, лучше многих. Рейтинг нужен только для того, чтобы появилась возможность претендовать на эти побрякушки, — девочка показала на погоны Гарри. — Эти блестящие штуки не приносят ничего, кроме лишнего беспокойства. От них толк появится только в том случае, если школу переведут на военное положение. А Гриндевальд вряд ли выйдет из Нурменгарда.
Ангел улыбнулся сестре.
— Причина нашего поведения проста — хотел бы ты, чтобы тебя полностью забыли? Все мы смертные и когда–то нас не станет. Хотелось бы оставить после себя что–то большее, чем горстку праха.
— И именно поэтому вы перекрасили выпускникам в прошлом году волосы в радужные цвета? — спросил Гарри, скрестив руки на груди.
— Да, — хором ответили близнецы.
— И вы считаете, именно поэтому вас будут помнить после вашей смерти?
— Конечно, — кивнула Ангела.
— Тогда вы куда безумнее Эдвина и Альберта, вместе взятых. Те, кто должен вас помнить, тоже когда–то умрут. Рассказать о вас будет некому, вот и все. Память о вас исчезнет вместе с ними.
Девочка закусила губу.
— Они расскажут о нас своим детям и внукам, — менее уверено произнесла она.
— Не все это сделают. Те, кто сделает, не обязательно скажут ваши имена, а если скажут, то не факт, что дети, внуки или иные слушатели их запомнят. Так или иначе, практически все мы обречены на забвение.
Близнецы хмуро переглянулись друг с другом.
— Если мы будем постоянно устраивать розыгрыши, то станем легендой школы!
Гарри покачал головой.
— Мой отец в свое время обожал различные розыгрыши и был популярным в Хогвартсе, но помнят о нем только его друзья, бывшие учителя и один враг. Остальные забыли. Легенда так и не родилась, хотя он в свое время даже вводил в моду разные заклинания среди студентов.
Близнецы снова переглянулись.
— То есть просто розыгрышей мало? Нужно что–то еще?
— Да. Это должно быть что–то принципиально новое. Например, создание философского камня.
Ребята задумались.
— Помимо ученых еще прославлялись убийцы, — произнес Ангел, теребя рукав своего мундира.
Поттер резко перегнулся через стол, выпуская свою дементорскую ауру.
— Если вы решите кого–то убить, чтобы не быть забытыми, я позабочусь о том, чтобы никто из ныне живущих не вспомнил о вас.
Близнецы теснее прижались друг к другу.
— Мы не имели в виду ничего такого, — тихо пробормотала девочка. — И перестань заниматься устрашением. Мы все поняли.
Гарри упал назад в свое кресло и угрюмо посмотрел на сидящих перед ним.
— Очень надеюсь.
В комнате повисла тишина. Поттер не сводил внимательного, изучающего взгляда с близнецов и вспоминал Тома Реддла. Того, кто так же не хотел быть забытым. Зачем люди так цепляются за вечную память о себе? Что им это даст после их смерти? История нужна для того, чтобы предостеречь потомков или передать какие–то ценные знания. Стоит вспомнить труды Аристотеля и Платона. Они дали основу для развития стольких течений. Но древнегреческим мыслителям как личностям уже все равно, что о них думают сейчас и думают ли вообще. Они мертвы.
Забвение действительно ужасно только тогда, когда ты жив, а те, кто тебе дорог, не помнят о тебе ничего. Это больно. А когда ты мертв, когда ты уходишь дальше, то непосредственная память о тебе земном становится чем–то совершенно неважным. Движение продолжается. Каждый из нас оставляет свой след: в своих потомках, в ежедневной деятельности. Чем сильнее развивается цивилизация, чем больше происходит разделение труда, тем более зависимыми друг от друга становятся люди. Просто никто не задумывается над этим, считая, что так оно и должно быть.
Гарри тяжело вздохнул. Ежедневно хорошо выполняемая работа отдельно взятого человека помогает всему обществу в целом. Конечно же, это не в таких глобальных масштабах. Выпадение одного маленького звена не заставит остановиться огромную систему, но чуть усложнит ее движение вперед. Но нестабильных частей цепи зачастую бывает слишком много, отсюда и появляются периоды топтания на месте. Так что каждый из нас, пусть и косвенно, влияет на жизнь других.