— И именно поэтому ты сегодня хвастался разгульной молодостью?! — поддел его Блек.
— Ну, я любил женщин, удовольствия и все тайное. На самом деле, я пошел к Волдеморту из–за любопытства.
— Из–за любопытства? — переспросил Гарри.
— Да, — лицо Каркарова стало печальным. — Его последователи искали денег, славы, власти или стабильности своего положения, а мне было просто любопытно! Волдеморт, сейчас я не боюсь называть его по имени, очаровал меня своей любовью к знаниям и всему неизведанному. Только сейчас я понимаю, что повелся на совершенно призрачные возможности познать нечто недоступное другим. Пожалуй, именно это и можно назвать любопытством и великой глупостью.
Поттер вгляделся в линии его лица.
— Что именно вы хотели узнать?
— Что именно ждет человека после смерти. Насколько далеко простираются грани того туманного мира? Можем ли мы, обычные смертные, суметь постигнуть основные механизмы бытия и воздействовать на них? Что именно лежит в основе движения миров? Меня интересовали эти вопросы. Кажется, что в этом такого, но это нечто настолько непостижимое, колоссальное…
В комнате повисла тишина. Сириус отрешенно разглядывал свои руки, и по нему было видно, что ради чего–то настолько абстрактного он не пошел бы за Волдемортом никогда.
— Вы ведь никогда не умирали? — спросил Гарри.
Блек вздрогнул, услышав этот вопрос.
— Нет, — покачал головой Каркаров. — Я видел ритуал, который позволил бы уйти туда и вернуться через несколько минут. Создать возможность клинической смерти. Я просто… — он покачал головой.
— Испугались, — закончил за него мальчик.
— Да, но и не только это. Я уже говорил, в моей библиотеке были разные книги, в одной из них я наткнулся на описания самого ритуала, но было одно примечание автора, заставившее меня отступиться. По его мнению, люди попадают в самом начале в место, что называют Порогом. Уйти назад прежним уже нельзя. Порог одновременно с тем, что дает какой–то дар, наказывает им же.
Гарри наклонился вперед, боясь что–то упустить.
— Наказывает? — переспросил он.
— Да. Дар — все равно, что монета, у которой две стороны. Например, человек стал прорицателем, но что он получил в итоге? Как сам думаешь?
— Помимо уважения и внимания к своим словам, страх некоторых людей и невозможность управлять своими видениями?
— Именно, — согласился Каркаров. — Но давай представим теперь другое. Если человек долго испытывает напряжение, связанное со своим даром то, что с ним будет?
— Состояние депрессии, или как крайние варианты, сумасшествие или смерть, — предположил Гарри.
— Правильно, — кивнул директор. — Это не такое уж и редкое явление. Многие просто не выдерживали груза своего дара.
Поттер свернулся в кресле калачиком. В комнате стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием пламени свеч.
— В основе движения миров и их развития лежит выбор, — тихо произнес Гарри. — Только он определяет, что будет с нами дальше.
— Разве не время и пространство всегда были ключевыми? — задумчиво спросил Каркаров.
Мальчик покачал головой.
— Есть места, где они не имеют никакого значения или силы.
— Туманные грани того мира настолько велики, что вы даже не в состоянии представить их, ибо наше воображение не обладает таким потенциалом, — так же тихо продолжил Поттер, вспоминая множество маленьких сияющих точек.
— Гарри, откуда ты все это знаешь? — с дрожью в голосе спросил Сириус.
— Я был там, — просто ответил мальчик. — Я умирал.
Каркаров вскочил со своего места и с ужасом уставился на Поттера.
— Это ведь был не ритуал?
— Нет, — покачал головой Гарри. — Самоубийство.
Сириус побледнел еще сильнее.
— Как давно?
— Два года назад, — ответил мальчик, он уже был не рад, что сболтнул лишнее. — Я был совсем глупым и считал, что меня кто–то обязательно должен любить и, если я не нахожу любви здесь, то получу ее там.
— А как ты вернулся назад? — спросил Каркаров. — Тебе вовремя оказали помощь?
— Нет. На самом деле у Снейпа и Дамблдора ничего не получилось. Меня назад вернула Проводник.
Каркаров вздрогнул, но быстро взял себя в руки.
— Надеюсь, ты больше не собираешься делать что–то подобное?
— Нет, сейчас я осознаю всю глупость совершенного мной поступка. Человек должен жить пока может, пока у него есть силы. Жить, не надеясь ни на кого, кроме себя. Если кто–то поможет — замечательно, а если нет, то и обижаться тоже будет не на кого.
— Мудрая позиция, — заметил Каркаров, который все еще был напряжен. — Гарри, какой дар ты получил?
— Я не хотел бы говорить об этом, но теперь я осознал вторую сторону своего дара.
— И ты и об этом не скажешь? — мягко улыбнулся Каркаров.
— Нет, почему же? Это искушение, — просто ответил мальчик.
Сириус порывисто обнял своего крестника.
— Как же мало я о тебе знаю, — тихо прошептал он.
— Зато теперь у вас есть время, чтобы успеть узнать друг друга лучше. Это уже много, — Каркаров озорно подмигнул. — Теперь все в ваших руках. Кстати, пора уже спать.
Он перевел взгляд на часы, что висели на стене.
— Федя просил купить продуктов и зерна, — напомнил мальчик.
— Угум, а еще сала. А так же наконец–то разобрать беспорядок в главном кабинете на втором этаже, — ехидно продолжил Сириуса, подхватив брыкающегося Гарри на руки.
— Да, сделаю я, сделаю! — засмеялся мужчина. — Не такой уж я пропащий.
— Конечно, конечно, — согласно закивал Блек. — Да вот только твой домовой с тобой в корне не согласен.
— Он со мной во многом не согласен просто так, из–за принципов и вредности.
— А почему ты не выгонишь его отсюда? — недоуменно поинтересовался Сириус.
— Это домовой, он привязан к дому. Чем дольше его связь с жилищем, тем сильнее он становится. Сейчас Федя защитник этой усадьбы. Он, кстати, служил Распутину и знает очень много его тайн, которые раскрывает только тогда, когда пребывает в очень хорошем настроении, что бывает крайне редко.
— А разве до этого здесь не было другого домового? — полюбопытствовал мальчик.
— Нет, — рассмеялся Каркаров. — Они не появляются так быстро в новых домах. Для этого требуется много времени.
Сириус зазевал.
— Я, конечно, понимаю, что эти научно–просветительские разговоры очень интересные, но спать хочется.
— Идите, мученики. Спокойной ночи, вам!
Блек, звонко смеясь, понес своего крестника в спальню. Он на удивление легко ориентировался в усадьбе. Сириус объяснял это тем, что его собственный дом тоже был огромным, и мужчина привык к большому размаху. Хотя, он признавал, что поместье Блеков в Лондоне на фоне владений Каркарова смотрится просто сарайчиком для хранения садовой утвари.
В их комнате было много мебели: огромная двуспальная кровать, с замысловатой резью на спинке; большой гардероб, который сейчас был практически пуст; несколько книжных шкафов, заполненных в основном справочниками; старинный громоздкий письменный стол, с множеством ящичков, забитых доверху чистыми листами бумаги, перьями и баночками с чернилами. Целую стену занимало зеркало, которое зрительно увеличивало и без того не малое пространство помещения. На потолке красовалась огромная хрустальная люстра, которая была бы куда уместнее в бальной зале, чем в спальне.
Сириус быстро переоделся в пижаму, раскидав ту одежду, что носил днем по всей комнате. Не ранее как сегодня утром, он долго пытался вытащить носок из–под кровати, пока Гарри не воспользовался призывающим заклятием. Блек тут же клятвенно заверил, что впредь будет более внимательным и аккуратным со своей одеждой, но видимо очень быстро забыл об этом.
Мальчик, ложась спать вместе с Блеком, чувствовал в некотором роде смущение и в тоже время радость. Гарри казалось, что он уже слишком взрослый для подобного, но никак не мог отказать себе в возможности лишний раз почувствовать тепло и заботу. Это был совершенно новый чувственный опыт в его жизни. До этого момента, ему даже никто не желал спокойно ночи.
Усадьба Каркарова стала для него местом, где исполнялись мечты. Здесь он чувствовал себя любимым, нужным. И к нему относились как к ребенку, но это выражалось не в том, что его воспринимали как человека, еще не способного трезво и рационально мыслить, а в том, что с ним играли, таскали на руках или просто щекотали. Ему позволили быть беззаботным.