Глава 1. Родители
ГЛАВА 1. Родители
Я родился 29 сентября 1953 года в семье советской интеллигенции первого поколения.
Отец-Ермолаев Петр Егорович родился 15 августа 1922 года в д. Мачкасы Порецкого района Чувашской АССР в семье крестьян: Ермолаева (Солдатова) Егора и Ермолаевой Варвары. У отца были старшие братья-Василий и Федор и сестры-Мария и Евдокия. Отец был младшим.
Каких - либо документов о прошлом деревни Мачкасы не обнаружено. По рассказам старожилов, возникла она в конце XVII века. Первыми поселенцами стали 8 крестьянских семей, высланных за какие - то провинности из поселения возле монастыря Макария Нижегородской губернии. По словам отца, родоначальником был отставной солдат Ермолай, отслуживший 25 лет в армии Петра I (начало XVIII века) - отсюда вторая фамилия-прозвище-Солдатовы.
Семья была среднестатистической крестьянской по тем временам (родители и 6 детей). Четыре мужика в семье - это было определяющим после революции - землю наделяли по едокам и по количеству мужиков, которые могли обработать землю. Так что в семье Ермолаевых была земля, 2 или 3 лошади, мельница, 2 борзых охотничьих собаки. В период коллективизации (30 - е годы) дед, чтобы не быть репрессированным, подался в бега, а жене с детьми пришлось все сдать в создаваемый колхоз - остался только приусадебный участок и собаки. Деревня видимо была большая, так как отец окончил 10 классов не на стороне. Может, ходил в другие близлежащие села - из его рассказов не помню. В 1942 году был призван в Красную Армию и направлен в Кронштадт на один из фортов (Красная горка) краснофлотцем. Был заряжающим орудий крупного калибра - снаряды поднимали на направляющую ленту вдвоем - значит кг 80 - 100. Блокада Ленинграда коснулась и их бригаду. Урезанный паек, отсутствие увольнений в город и др.
Блокадные воспоминания
Чувство голода было постоянным. Частично недостаток пищи снимался постоянными обстрелами белофиннами - после обстрелов много оглушенной и убитой рыбы - специальные команды ее собирали и частично сдавали на камбуз, а часть отвозили в Ленинград. Морячкам было маловато того, что доставалось от обстрелов - и они наловчились рыбу ловить в туалетах на пирсах - сидишь на толчке и ловишь рыбу - голь на выдумку хитра, особенно в армии.
Так и прослужил бы до конца войны в тепле и под защитой - да в феврале 1943 года командование решило сделать очередной прорыв блокады - и морячки с нескольких фортов по льду Невы пошли на пулеметы, орудия и все что стреляло с той стороны. В результате - попытка не удалась - отца ранили в голову, 2 раза в руки, в обе ноги и 2 раза в спину, когда лежал на льду. Только на 2 сутки ночью командир, с оторванной по локоть рукой, прислал санитаров, и отца вытащили со льда на берег и отправили в госпиталь. Никого из тех с кем служил, и с кем пошел в атаку, он больше не видел и не встречался.
Когда в 1974 году я писал дипломную работу в Ленинградском физико-техническом институте им. Иоффе, то отец выпросил на работе командировку на какие-то курсы повышения и приехал ко мне в Ленинград. Я был молодой, весь в науке, а в Питере и других развлечений было много, поэтому мало отцу оказал внимания, о чем сожалею сильно. А почему? Сейчас я думаю потому, что отец практически никогда не вспоминал войну - как начинает вспоминать, то сразу слезы на глазах, голос перехватывает, а поскольку он мужик был крепкий, то просто уходил из дома в сад успокоиться. Поэтому у меня мало и его воспоминаний (только веселые рассказы типа рыбной ловли на пирсе). Очень любил песню «Бьется в тесной печурке огонь». Я то же ее полюбил, только, после смерти отца, ее больше не пою - не могу. И, вот какая - то мистика, или что - то свыше: когда отец заболел раком легких, то я поехал в Алатырь, по пути купил бутылочку пихтового настоя для ингаляции - и, когда приехал, было видно, что уже ничем не поможешь - но фронтовик держался - ни единым словом, даже после химиотерапии не обмолвился. И я попросил, когда мы с ним выпили по рюмке коньяка, спеть его любимую песню «Бьется в тесной печурке огонь», то он согласился, и а капелла спел, а я записал на кассетный магнитофон (1991 г) его голос и песню. В следующий раз я приехал уже на похороны (умер 22 июня 1991 г). После похорон я спросил у мамы, где магнитофон и кассеты. Магнитофон есть, а кассета с этой песней оказалась стерта племянником для каких-то его целей. И голос с того света не прозвучал тогда и вообще больше не прозвучит. К сожалению… Видимо так распорядился всевышний.
Где отец находился в госпитале после ранения из его рассказов, я не помню. Он рассказывал, что на санитарной комиссии, которая определяла - годен или нет к дальнейшему прохождению службы - военврач, которая ему симпатизировала, сказала, что этому инвалиду надо лечиться и хорошее питание. Но отец уговорил ее потом, чтоб его инвалидом не делали, а отправили в родную деревню - там мол поставят на ноги - так видимо везде делалось. Сообщил телеграммой матери, что приезжает раненый. Его встречали чуть ли не пол деревни - мужиков - то на фронте побило много - а тут 21- летний парень, пускай на костылях, но все цело, не оторвано. Мать первым делом спрашивает-не встречал ли старшего брата Федора? (Федор ушел на фронт в 1941 году и, так и остался без вести пропавшим, где - то лежат его косточки и не найдены поисковиками). А жена с 2 сыновьями так и мыкались, пока мальчишки не выросли. Вот что интересно, второй брат по старшинству - Василий - на фронт не попал по какой - то причине и отец мой его не привечал, и практически не общался. Что уж там было, я не знаю - а родня молчит. Надо сказать, что Василий был жаден - по натуре - куркуль. Отец, когда ехал к матери в д.Мачкасы, то вез на себе, велосипеде, или как - то мешок в 50 кг белой пшеничной муки - в дерене ее не было. И, если предоставлялась возможность, то и еще что-то. В то время ходила по р.Сура самоходная баржа - внутри были установлены лавки, сверху люк открыт для света и притока воздуха. На барже можно было разместить не только велосипед, но и что-нибудь посерьезнее - козу, корову, трактор и т.д. Выходили в д.Мурзицы или в Козловке (деревни по берегу Суры) и пешком 10—15 км до д.Мачкасы. Потом в 60-х построили дорогу Алатырь-Порецкое и пустили автобус — тут вообще стало хорошо. От автовокзала до автовокзала, а там на какой - нибудь попутке до Мачкас 1—2 часа. Так вот, к брату Василию придем, а он спрашивает - вы кушать будете, или чай только попьете - сто лет не виделись и такой прием - мы тут же уходили к матери - моей бабушке Варваре домой. Вот она была хорошая женщина - настоящая русская женщина - не баба, а женщина - была ли она грамотная или нет я не знаю, но интеллигентность просматривалась явно - никогда голоса не повысит, всегда ко всем доброжелательная. В доме с ней жила женщина (инвалидка-горбунья),не - пойми чья, но такая же добрая и умелая по хозяйству. Доброта бабушки Варвары передалась всей отцовой ветви, да и внукам ее, кого я, более менее знаю - Виктору Федоровичу (сыну погибшего брата Федора), ну и естественно мне и моей сестре Маргарите (хотя и предки со стороны моей мамы тоже были очень добрыми людьми).