— А бумажка есть, что ты корреспондент? — оборвал меня бригадир. — Может, ты американский шпион? Или из народного контроля. Я почём знаю?
— Можно в трест позвонить, спросить, — подал я дельный совет. — Вон, у вас телефон…
— Некогда мне звонить! Раствор привезли, теперь до ночи его кидать — не перекидать, — отвечал бригадир. Обогнул меня по дуге и ушёл, хлопнув дверью.
Фактуру я взял у прораба. Он оказался сущей находкой для шпиона. Выложил всё как на духу: и про план-задание рассказал, и фамилии с цифрами выдал. А напоследок даже про февральский Пленум ЦК КПСС много чего интересного наговорил, хотя об этом его и не просили.
— Февральский пленум — это, конечно, хорошо, но нам бригадир в газету нужен, — сказал мне Дедиков. — Бумажку я тебе дам, даже с печатью. Ты, главное, материал возьми!
Пришлось снова ехать на стройку, искать бригадира. Увидев моё временное удостоверение, бригадир скис и наговорил страниц на восемь. Так что репортаж я написал и сдал вовремя. Там было всё: кирпич, раствор, прораб… И конечно же, бригадир с американским шпионом. Впрочем, шпиона Дедиков почему-то выбросил. Потом лично перепечатал выправленный репортаж на машинке и с видимым облегчением положил его в папку с красной надписью "В набор".
За неделю, оставшуюся до сдачи макета в типографию, я взял интервью у начальника планового отдела и собрал информацию по управлениям.
— Номер почти готов, — сказал Дедиков в среду. — Только что-то она у нас суховатая получилась. Оживить бы её чем-нибудь! Рассказик дать, юмореску… У вас что-нибудь есть подходящее о строителях?
— А когда надо?
— Желательно завтра утром.
— Будет! — легко пообещал я, хотя в тот момент ничего про строителей у меня не было.
Вечером я сидел за столом и писал юмореску. Смутно помню сюжет: кажется, что-то в духе раннего Гоголя со строительным уклоном. История о прорабе, у которого из-за нерасторопности смежников оказалось под срывом план-задание. Пришлось прорабу обратиться к друзьям-строителям с просьбой выручить его стройматериалами. Друзья оказались как на подбор — выручили. Да так дружно, что получилась примерно такая картина:
"Ближе к обеду кирпич, цемент, бочки с олифой, ящики со стеклом, плитка, столярка и прочий стройматериал заполнил всё видимое пространство — от прорабской до горизонта. А между тем, машины всё прибывали и прибывали. Кузьмич прятался среди плит перекрытия, но его находили и заставляли принимать срочный груз. Кузьмич закапывался в щебень, но его дружно откапывали — и заставляли разгружать машины. В обед с юго-запада прилетел горный орёл и стал вить гнездо на вершине огромной горы из фановых труб и радиаторов…"
— Ничего, пойдёт, — сказал утром Дедиков. — Главное, чтобы Обллит твое творение не снял с полосы.
При этом лицо у Дедикова было озабоченным.
Обллит был структурой серьёзной. Он вычёркивал слова, предложения и абзацы, не объясняя, почему. Он снимал целые материалы, и мало кто из журналистов спрашивал, по какой причине. Сняли? Значит, так надо!
Опытные журналисты знают, что это такое — снять материал с полосы. Даже сейчас, в эпоху электронной вёрстки, это заметные хлопоты для ответственного секретаря. Надо срочно найти замену, причём нужен материал определённой тематики. Потом его выправить, сократить или дописать. Затем поставить в полосу и определиться с заголовком — сделать его длинней или короче. Наконец, всё подогнать и ещё раз проверить. Короче, кошмар кромешный. При горячей же печати, с её отливкой металлических строк и заголовков, громыхающим талером и метранпажем с шилом, шпонами и шпациями, снять материал с полосы означало для ответственного секретаря верную пачку пирамидона, а то и две. Головная боль усиливалась пропорционально газетной площади, которую занимал снятый материал: чем больше площадь, тем больше пирамидона.
Четвёртую полосу с юмореской о строителях Дедиков поручил отнести в Обллит мне. Я дождался у метранпажа контрольного оттиска и отправился искать кабинет с нужной мне табличкой.
Нашёл. Постучался. Захожу. Ничего страшного: люди как люди, и что характерно, все в штатском.
— Здравствуйте, — говорю. И отдаю полосу.
— Через полчасика заходите, — отвечают. Да так вежливо, интеллигентно, прямо душа радуется. Про дыбу и клещи даже разговора нет.
Прихожу через полчасика.
— Чей рассказик? — спрашивает у меня один в очках.
Всё, думаю, приплыли. Снимут сейчас материал с полосы, и что я Дедикову скажу? "Покайся, Иваныч, тебе скидка выйдет!" — слышу я в одном ухе Булгакова. "По тундре, да по железной дороге…" — звенит в другом ухе безвестный мне бард.