Гиляровский В А
Мои скитания (Повесть бродяжной жизни)
Вл. Гиляровский
МОИ СКИТАНИЯ
ПОВЕСТЬ БРОДЯЖНОЙ ЖИЗНИ
СОДЕРЖАНИЕ
В. Г у р а. Жизнь и книги "дяди Гиляя"
Глава первая. Детство
Глава вторая. В народ
Глава третья. В полку
Глава четвертая. Зимоторы
Глава пятая. Обреченные
Глава шестая. Тюрьма и воля
Глава седьмая. Театр
Глава восьмая. Турецкая война
Глава девятая. Актерство
Глава десятая. В Москве
Глава одиннадцатая. Репортерство
Глава двенадцатая. С Бурлаком на Волге
жизнь и книги "дяди гиляя"
Многочисленные друзья и приятели В. А. Гиляровского называли его шутя, а потом и всерьез, но всегда тепло и любовно - дядя Гиляй (одно время он подписывался "В. Гиля-й"), А. П. Чехов так и писал ему: "Милый дядя Гиляй!"
Милый дядя Гиляй!.. В этих чеховских словах выражена сердечная любовь современников к человеку большой русской души, неукротимой энергии, бесшабашной отваги и удали, как бы олицетворявшего собой неисчерпаемую талантливость русского народа, широту и цельность его натуры.
Общительный и веселый, щедрый и добрый, всегда полный необыкновенного любопытства к жизни и бурный в проявлении своих чувств, он и внешне был необычайно яркой фигурой, натурой широкого склада - богатырское сложение, крупные черты лица, большие умные проницательные глаза, седые пышные усы запорожца. Знать билась в нем кровь дальних его предков, запорожских казаков! Недаром же Репин писал с Гиляровского одного из своих запорожцев, а Андреев лепил с него фигуру Тараса Бульбы для памятника Гоголю в Москве.
Гиляровский обладал огромной физической силой, сгибал пальцами большие медные пятаки, шутя ломал серебряные рубли, разгибал подковы, легко мог завязать узлом железную кочергу. Это был человек неистощимый в своих мальчишеских проказах, выдумках и шутках. Его биография полна удивительных приключений. Он никогда не терялся и не сгибался ни перед какими ударами жизни. Она закалила его и воспитала как человека необычайно разностороннего и исключительно трудолюбивого.
Кем только не был Гиляровский - волжским бурлаком, крючником, цирковым наездником, борцом, табунщиком, актером, знатоком конского спорта и пожарного дела, знаменитым газетчиком, "королем репортеров". Он гордился значком "почетного пожарника", за храбрость в войне с турками имел солдатского Георгия, за участие в олимпийских играх - большую золотую медаль.
Гиляровский, по словам его друга писателя Н. Телешова, в одно и то же время охотно дружил "с художниками, знаменитыми и начинающими, писателями и актерами, пожарными, беговыми наездниками, жокеями и клоунами из цирка, европейскими знаменитостями и пропойцами Хитрова рынка, "бывшими людьми". У него не было просто "знакомых", у него были только "приятели". Всегда и со всеми он был на "ты".
Не зная усталости, он вечно куда-нибудь спешил, на ходу расточая экспромты, остроумные шутки, тут же весело похлопывал по серебряной табакерке, с которой никогда не расставался, предлагая "всем окружающим, знакомым и незнакомым, понюхать какого-то особенного табаку в небывалой смеси, известной только
ему одному".
Большое человеческое обаяние Гиляровского привлекало к нему лучших людей того времени. Двери его дома всегда были гостеприимно открыты для друзей, для писателей и художников, артистов и журналистов, знаменитых и только вступавших в жизнь. Заходили сюда Л. Толстой и М. Горький, бывали Глеб Успенский и Мамин-Сибиряк, Репин и Левитан, Куприн и Бунин, Шаляпин и Собинов, Брюсов и Леонид Андреев, Маяковский и Есенин, Демьян Бедный и Алексей Толстой. Обогреться и накормить приводил сюда хозяин знаменитого Саврасова в последние годы его жизни; с просьбой оказать протекцию, смущаясь, заглядывал молодой Качалов. В уютной столовой Гиляровских, где происходили встречи выдающихся людей своего времени, и сейчас еще висит большой портрет великого Л. Толстого с дарственной надписью: "Владимиру Алексеевичу Гиляровскому. Лев Толстой. 17 дек. 1899 г."
"Есть люди, - пишет К. Паустовский, - без которых не может существовать литература, хотя они сами пишут немного, а то и совсем не пишут. Это люди своего рода бродильные дрожжи, искристый винный сок. Неважно - много ли они или мало написали. Важно, что они жили и вокруг них кипела литературная жизнь своего времени, а вся современная им история, вся жизнь страны преломлялась в их деятельности. Важно то, что они определяли собой свое время.
Таким был Владимир Алексеевич Гиляровский - поэт, писатель,
знаток России и Москвы, человек большого сердца - чистейший образец талантливого нашего народа".
Трудно представить литературу конца 19 и начала 20 века без Гиляровского, нет почти ни одной книги воспоминаний о литературной жизни этих лет, в которой имя "дяди Гиляя" не было бы упомянуто с любовью. Он был душою многих собраний и встреч. Сам полный сил и горения, он и других заставлял гореть, увлекаться тем, что увлекало его. "С тобой и умирать некогда", - говорил ему Чехов. Даже старика Толстого удавалось ему вытаскивать в общество, возить зимой на репетиции чеховского "Медведя".
Гиляровский находил время рассказывать Глебу Успенскому о бродяжной жизни, вдохновенно читать Горькому своего "Разина", водить Станиславского и Немировича-Данченко по притонам Хитрова рынка, знакомить Чехова с провинциальными актерами, возить его за город к крестьянину Никите, прототипу "Злоумышленника", поддержать начинающего Валерия Брюсова, увлечь атлетикой Куприна.
И писатели отвечали ему взаимной привязанностью, радовались его успехам в литературе, искали с ним встреч. "Вчера я был у Гиляя, - пишет Чехов, - и отнял у него очень маленький рассказ, который он готовил не то в "Развлечение", не то в "Будильник". Рассказ совсем осколочный. Удался и формой и содержанием, так что трудно было удержаться, чтобы не схапать его".
"...Ах, дорогой дядя Гиляй, - записывает А. Куприн, - крестный мой отец в литературе и атлетике, скорее я воображу себе Москву без царя-колокола и царя-пушки, чем без тебя".
Как писатель, Гиляровский стал известен изображением жизни "трущобных людей", босяков и нищих, быта московского "дна", большим знатоком которого он был. Московская беднота любила Гиляровского за смелость и великодушие, за то, что он понимал их горе и не раз защищал простых людей, выброшенных бесправием за борт жизни.