— Обойдется! — усмехается Чужой, дохнув в глаза коню клубок табачного дыма.
Дальнейшего их разговора Вектор не слышит: его вниманием завладевает звук шагов, все четче и четче доносящийся с дальнего конца конюшни. Так ходит только один человек. «Х о з я и н!» Из двух сотен коней никто не подал голоса, только он один, и ржет, не переставая, пока Гуржий идет эти полтораста метров от двери до его станка.
— Оле, оле, милый! Ну, как ты тут?
Вектор тянется губами к лицу, к груди и рукам Хозяина. Ревниво косится на Побачая, поспешившего с объятиями к любимцу эскадрона.
Хозяин ласково проводит рукой по храпу, по губам, под ганашами. Что-то дает ему с ладони — ага, самый лакомый, ржаной сухарик. Еще и еще — весь остаток дорожного пайка. Напоследок хрупнул на зубах пропахший лекарствами кусочек сахара. Лекарствами пахнет и сам Хозяин. И это ничуть не отталкивает. Чем бы ни пах Гуржий — случалось, и табаком, и водкой, было и бензином, — все запахи, исходящие от него, Вектором любимы. Потому что Хозяин сам любим. И вообще, если конь любит всадника, он от него все перетерпит, все провинности простит, с кем не бывает промашки — конь на четырех ногах, и то спотыкается. Лишь одного никогда не простит конь человеку — его нелюбовь.
Пока Хозяин ощупывает коня, натыкаясь руками то на болячку, то на рубец или проплешину, Чужой, сникнув, следит затаенно за каждым его движением, ищет слова оправдания:
— Ну и скотинка божья! С капризом. Не плюнь, не закури. Чистить не дается. Клял я его.
— Ты его клял, а он тебя, может, еще хлеще!
— Замучил меня, сатана!
— А не ты ли его?.. — Хозяин раздражен и сердит. — Да имел ли ты раньше-то дело с конем?
— Никогда. Машины люблю!
— Что ж тебя в казаки поманило?.. Красивая форма — газыри, галифе с леями, пояс с насечкой. Так, что ли?
Осмотр копыт приводит Гуржия в еще большее негодование:
— Эх ты, горе-кавалерист! Конь-то босой!..
Тут в конюшню под шумный топот ног врываются веселые голоса. Это идут друзья Гуржия. Оттеснив Чужого, затормошили гостя. Объятия, поцелуи, смех, шутки. С радостным криком «Ванечка!» прибежала и счастливая Наташа, повисла на шее Хозяина.
Побачай приносит какой-то сверток.
— А це — твоя казачья справа.
Хозяин, отстраняясь от Наташи, вскрикивает с изумлением:
— Мой клинок! О, дядько! Вот удружил!.. Я-то думал, не видать мне моей сабли. Спасибо тебе!
Вынув из свертка шашку, он любовно ощупывает рукоять, обшитые зеленой материей ножны, затем, обнажив клинок и держа его на обеих руках, припадает к нему губами.
— Еще отцовская! Гурда!
Вложив клинок в ножны и толчком руки дослав его, Гуржий развязывает вещевой мешок, наделяет всех гостинцами: казаков — пачками папирос, Наташу — конфетами и пряниками, которыми она тут же начинает угощать Вектора. А разговор не умолкает.
— Слышал, жарко было тут у вас без меня.
— Жарко! После Перекопа никак не очухаемся… А ты вовремя прибыл. Дней через десять корпусной смотр и снова — вперед, на запад!.. Как твой конек? Не попортил его Ершов?
— Как не попортил? Где наминка, где подпарок, всего хватает. Но к смотру, думаю, будем в строю!
— А не отметить ли нам вечерком твой приезд, Гуржий?
— Обязательно! И нашу встречу, и еще кое-что… Наташа, скажи-ка!
— Мы с Ваней решили пожениться.
Казаки возрадовались этой новости:
— О, давно бы вам пора сыграть свадьбу! Молодцы! Добре! С удовольствием выпьем за вас чарку!.. Тогда до вечера!
Вектор все это время не сводит глаз с Хозяина — ждет, когда он снова подойдет к нему.
Проводив друзей, а затем, несколько минут спустя, и Наташу, Гуржий, весело посвистывая, занялся уборкой в станке. «Оле, оле!» — заигрывает с конем, поглаживая его, задавая корм. И конь благодарен ему за ласку, за каждое прикосновение руки, за каждую былку из принесенного им вороха сена.
Хозяин снимает со стены седло, кладет на скамью, придирчиво осматривает, проверяя надежность, что-то подбивает, подшивает, порой ругаясь сердито. Вектор вздрагивает при этом, тревожно вскидывает голову, но потом успокаивается, снова тычется носом в кормушку. Кого ругает Хозяин, известно, Чужого. Невдомек было тому обновить потники, тренчики, поднять повыше луку. Сделай он это, не было бы на холке болячки.
Посвистывания уже не слышно. В угрюмой задумчивости Гуржий обминает больные места на спине коня, кладет на холку кусок войлока, примеривает, обрезает. Затем он отлучается на минуту, приносит ведро воды. Дончак, почуяв запах влаги, просит коротким ржанием попить. Хозяин, напоив коня, принимается рыться в кобурчатах, что-то выискивая и матерясь. И вот все необходимое найдено: скребницы, щетки, суконки, гребень. Окуная щетку в ведро. Хозяин приятными движениями проходится ею по крупу, от гривы до хвоста. Моет грудь, бока, брюхо и ноги. Какое удовольствие! Прикосновение влажной суконки еще приятнее. Добрая рука обходит болезненные наминки. Напоследок, тщательно расчесав гриву, Хозяин чистой портянкой вытирает всего досуха. Снова отлучается куда-то, приносит карболку и мази. Конь фыркает, не дает мазать себя жгучими лекарствами, но дружеское «оле, оле!» смиряет его.