Так сходны наши сельские пристрастия! Замечательно спать на веранде (а еще лучше — на сеновале, жаль, что он сейчас у хозяев доверху набит травой), намного уютнее, чем в городской лоджии. За окнами с трех сторон видны звезды, яркие, крупные, слышен каждый звук, каждый шорох сельской ночи — крики перепелов и цапель, стрекот сверчков и посвистывание жаб, вздохи коровы, жующей жвачку. Прекрасно проснуться под петушиное пение, перебранку уток и гусей, мычание, топот и шлепки выгоняемых в стадо буренок, под крики куличков и чибисок. Отрадно пройтись по утренним лугам, отвыкая от городского шума. Небо над головой высвечено рассветом. Высокие перистые облака — причудливыми полосами, узорным пером невиданной птицы. Ветер течет навстречу во всю ширь пшеничного простора.
…Сберечь одну простую радость мне бы: чтоб, выйдя в поле, чувствовал бы я, что мир не просто даль, земля и небо, я чувствовал бы — это жизнь моя! Чтоб непрестанно душу мне томили все звуки, все цвета в родном краю, и хоть кому-то, хоть чему-то в мире шептать в восторге: «Я тебя люблю!»
А в лесу, значит, он еще не был. Вот чего мне никак нельзя прозевать — побродить вместе с ним по окрестностям села, увидеть то, что более всего мной здесь любимо.
6
Вчерашний уговор остался в силе: сегодня с утра генералу показывают животноводческие фермы. Все мои великие люди в сборе. Полезно мне лишний раз среди них побыть.
Гость весел. Вокруг него шутки, смех. Даже досадую, что припоздал. Чувствуется: есть какая-то особенная новость. И слышу:
— Наши жатву начали. Жатву!
Рассказывают, возвращался вчера председатель с банкета, свернул к ячменям: глянуть, какая спелость. Сорвал с десяток колосков. Вроде еще с зеленцой. Значит, косить рановато. Но полежали эти колосья ночь на его столе, и он их не узнал. Сразу же бегом в правление. А через час в поле вышли все лафеты.
Сергей Иванович, Яхимка Охремкин, Ваня-Сибиряк, дед Сорока улыбчиво переглядываются. Умеют они радоваться всякому важному событию в колхозе, его ветераны и зачинатели, и, хоть давно отошли от дела, гордятся артельными успехами, как своими собственными.
Ото всех особняком — друзья детства: чем-то рассерженный Хныч и ухмыляющийся Рюх. Антиподы, а друг к другу их так и тянет. Где один, там и другой. Удивительна в них способность — в любой обстановке, даже сейчас, среди общего добродушия, сводить личные счеты.
— Вечно ты, Рюх, хвалишься: я, я… Корове на хвост наступил… Генерал — вот это человек! Он с самим Жуковым во время войны за руку. С Буденным дружбу водил.
— И с тобой, — хохотнув, вставляет бородач.
Хныч словно и не слышит, продолжает невозмутимо:
— А как ордена наденет, аж глазам больно.
— Аль завидуешь? У тебя у самого вон какой орден! Ха-ха-ха!
Хныч, прикрывая рукой знак дружинника, говорит с достоинством:
— Орден не орден, а почет!
И тут как тут — зубоскал Яхимка Охремкин:
— Хоть бы тебе, Рюх, дали такую-то награду!
Между тем генерал переходит от машины к машине. У последней останавливается:
— Кажется, все?
— Нет, Иван Михайлыч, еще не все, — говорит парторг. — А машину, что мы недавно получили при вашем содействии, разве не хотите посмотреть?.. Вот она!
Он показывает на установленный возле силосной ямы агрегат, напоминающий по форме самовар, только весьма внушительных размеров.
В металлическом нутре машины гудит. Генерал ладонью притрагивается к стенке и отдергивает руку: горячо. Ему показывают, куда засыпается по транспортеру картошка, где моется и перерабатывается.
— Не уходите! Сейчас мы вам покажем готовый продукт. Нет ли у кого газетки?
Протягиваю парторгу вырванный из тетрадки чистый листок. Минуту спустя несут на нем горячее, с пылу с жару, аппетитно дымящееся пюре. Генерал, удивленный, принимает, разглядывает с любопытством и, понюхав, стараясь не рассмеяться от собственного озорства, говорит:
— Вку-у-усно пахнет! Жаль, что позавтракал!
Улучив подходящий момент, к нему подходит томящийся все это время и не знающий куда себя деть Охремкин: наступает его очередь:
— Выводить?
— Выводи.
— А как выводить? С фасоном или без фасона?
Зная, что у Яхимки ни одно дело не обходится без чудачеств, генерал поощрительно взмахнул рукой: