А о том, что надо учиться, опять ни слова. Ну и память у бабушки!
3
Сейчас Вовка покажет Людке, как городские мальчишки бегают. Прыгнул с крыльца, и тут как тут перед ним, откуда ни возьмись, красный петух, большой и сердитый — гребешком трясет, шпорами щелкает. Вовка норовит обойти его, тот не пускает. Вовка в сени, петух за ним.
— Ну, ты, черт клевачий! — Людка бьет петуха ногой, тот испуганно взлетает, подымая пыль. — Уходи с нашего двора!
Вдвоем они гонят налетчика на улицу. И тут новая беда — перед Вовкой теленок стоит. Голову нагнул, что-то жует, на него смотрит.
— Ты не бойся нашего Мишку. Он даже меня не одолевает. Гляди!
Пока Людка бодается с бычком, Вовку привлекают топот и хрюканье в сарае.
— Это кабан, — говорит девочка.
В щелку видно: там кто-то лопоухий, с большим пятаком вместо носа и очень плохо пахнет.
Много во дворе сараев, и в каждом кто-то живет, а пока они пустые.
— А тут ласточки, — объявляет Людка.
Гнездо прилеплено прямо к потолку, к нему с криком подлетают и подлетают птицы.
— А еще Зайка у нас есть! — Людка открывает дверцу клетки, там живой пушистый комочек, с ушами и глазами, шевелит усиками.
— Давай ему травки нарвем!
Увидел Вовка траву у забора, хвать ее, а она как жиганет — рука сразу зачесалась.
— Это ж крапива! А нужен чернобыл. Вот он. Понюхай, как пахнет!
Чернобыл пахнет духами и не жжется. Только Вовка нашел такую травку и дал Зайке, как вдруг над ним что-то страшно прожужжало.
— Ух какая большая муха пролетела! Вот такая!
— Это пчелка мед понесла, — поясняет Людка.
И над деревьями что-то жужжит. Вовка поднимает голову:
— Ага, вот они где мед собирают!
— Это майские жуки. Хочешь, я тебе одного поймаю?
Интересно Вовке, он сроду майских жуков не видел. Людка взяла палку и ударила ею по ветке, что-то упало.
— Вот он! Гляди, гляди! — Оба склоняются, присев на корточки. Коричневый жучок лежит на земле вверх лапками без признаков жизни.
— Ушибся, бедненький, — говорит Вовка.
— Это он притворился.
— Больно ему. Смотри, как он ручки сложил.
Жук неожиданно ожил и стал быстро переворачиваться.
— Я же говорила, что он притворяется. Держи, держи, а то улетит! Да он не кусается! — Людка берет жука сама, показывая, что это совсем безопасно. — Он только дерябается… На, это будет твой, а себе я еще поймаю.
Вовка принимает его бережно, как дорогой подарок, зажимает в кулачке, осторожно оттопыривая пальцы, разглядывает. Жук копошится, щекоча лапками Вовкину ладошку, ползет. Вот что-то он оставляет за собой.
— Ага, мёдик дал! — Вовка радуется и, торопливо переложив жука в другую руку, слизывает с ладошки.
Людкины глаза округляются в испуге, и он понимает, что сделал какую-то глупость, но уже поздно.
— Это не мёдик! Эх ты! Плюнь, а то пойду бабушке скажу!
Вовка сплевывает. Собрался губы обтереть, как сразу два жука упали под ноги, и он бросается их подбирать.
— Давай наловим много-много! Ладно?
— Давай! Сейчас принесу коробочки.
Сначала палками сбивали, потом полезли на дерево. Оцарапались, взмокли, уморились, но зато коробочки набили битком, а у Вовки еще и в руке осталось. Радостно ему и в то же время грустно: жаль, папка не видит, сколько он майских жуков наловил!
К ним подходит маленькая девочка с куклой. Сама чумазая и кукла чумазая.
— Кто ты такая? — спрашивает Вовка.
— Я — Светка-конфетка.
— Это Шипонкина. Садись сюда! — Людка приглашает ее на бревнышко. — А вон Морозенок идет и Васька Митриванычев.
Мальчишки поменьше Вовки, за ними маленькая собачка семенит.
— Ух ты! — радуется Людка. — Тютик, Тютик, сюда!
— Хочешь, подарю? — мальчик с конопушками на лице поднимает щенка на руки и передает Людке. — У нас еще есть.
— Во всю правду?
— Во всю правду! Бери.
— Это мало́й или девка?
— Мало́й.
— Вовка, гляди, что нам Морозенок подарил! А давайте играть в прятки. И Тютик с нами будет. Ладно?
— Я могу играть в прятки только тогда, когда петух клевачий ляжет спать, — грустно сказала Светка. — Вон он ходит.
Петух глядит в их сторону, подкарауливает.
— А я его по ногам костылем. Будет знать! — грозится Морозенок.
— А меня петух не трогает. Потому что от меня лекарством воняет. Я катышки от кашля пью, — весело проговорил Васька Митриванычев и покашлял для убедительности.
— Ох и больно клюется, зараза! — Людка трогает оцарапанные коленки. — Но я его все равно не боюсь!