Сойдя с автобуса, Лявоновна сперва обежала шумящий тут же за углом базар. Час поздний, обеденный, все лучшее уже распродано. Есть гуски хорошие, утки, да жаль, в Невкиной семье ни гусей, ни утей не едят. А курицы такой, какая дома, уже не купишь — заморыши остались да петухи. Облюбовала самого рослого из кочетов, цена сходственной оказалась, взяла. Сразу ноша потяжелела, хлопотней стало: сесть в троллейбус, а затем и выйти на третьей остановке люди помогли.
Очумевшая от шума машин, от людской суеты, помедлила чуток, сложив добро на тротуаре, соображала, как дальше идти. Глядь, у газетного киоска Невкин мужик стоит, за руку держит малого.
— Микалай! Вадик! — вскрикнула обрадованно, и они оба заспешили к ней.
Прямо-таки повезло. Как бы она тащилась одна-то. И дом нашла бы, и в какой подъезд войти знает, а вот квартиру нужную могла бы найти лишь по своему половичку. А вдруг его Невка убрала, тогда ходи вниз-вверх по лестнице по всем этажам, гадай, в какую дверь стучаться — все они охрой окрашены, одна на одну похожи.
— Любенький, глянь-ка, что я тебе привезла! — хочет дать внучку горстку тыквенных семечек, привезенных для него специально, он их страсть как любит, но малыш, как увидел петуха, так и замер, тараща глаза и ничего не слыша — хоть чего ему дай! Эка для него невидаль!
— Баб, зачем у него ножки связаны? Ему больно!.. — Вадик теребит Лявоновну за подол. — Баб, а что мы с ним будем делать?
— Как что? Зарежем да съедим!
— Баб, не надо его резать!.. Он хороший.
И все время, пока они идут по улице, затем через двор и по лестнице, малыш упрашивает не переставая:
— Баб, не будем его резать. Ладно?.. Баб, не будем его резать…
— Да, наверное, не будем.
Все же вынудил, добился своего. А она-то тоже додумалась, старая, живую птицу приволокла, нет бы купить разделанную. И ничего теперь не поделаешь, надо как-то перехитрить мальца, а то будет реву. Огорчать ребятенка не дело. Вадик уже стучится в дверь, в ту самую, у которой половичок лежит, сплетенный Лявоновной, и, захлебываясь от радости, извещает мать громким криком:
— Бабушка петушка привезла! Ура-а!..
На Невкину семью Лявоновна не налюбуется. Все у них по-доброму, по-хорошему. Может, это потому, что по большим городам живут. С ней приветливые, обходительные. О дочери и говорить нечего: недаром на мать похожа. Зять — золото, ни единого слова дурного от него не услышишь, все мама да мама, иначе не назовет. Если б сын собственный был таким, не нагордилась бы. Вот уж правильно говорится: ежели плохое, так оно и свое плохое, а ежели хорошее, так оно и чужое хорошее. Сначала его стеснялась, а потом освоилась и даже нет-нет да прикрикнет на него за озорство, без которого он не он, не однажды, за столом, дурачась с Вадиком, схлопотал от нее ложкой по лбу, чего с другими затьями она себе не только не могла бы позволить, а даже на ум такое не приходило, хотя и те пустосмехи изрядные. Порой он расхохочется: «Ну, достались Лявоновне зятьки, один чище другого, а я так самый неудачный!..» В сынишке души не чает. Сведется с ним и ну играться, сам хуже маленького: греметь заводными игрушками, выстраивать башни из книжек, которых в квартире уйма, по всем шкафам, по всем полкам, дудеть в дудки, стрелять, с хохотом и криком кубыряться на ковре или, ни в чем не уступая малышу, гонять футбол в коридоре. А ведь уже не первой молодости. Партийным стал, очки начал носить, но все равно серьезности в нем ни на грош не прибавилось. От Невки слышала, что книжки он пишет, да что-то не верится. Такому только в клоуны. А этажом ниже живет не то его друг, не то приятель, в прошлый раз все к ним захаживал — тоже книжки пишет, не ему чета: важный, строгий, голова большая да лысая, ни единой волосинки — вот, наверное, умный. Николаю у него поучиться бы серьезности, но с ним он все хи-хи да ха-ха. Не поймешь, где у него всерьез, где в шутку. Вадик, видимо, в отца пошел, такой же мудреный. Еще совсем крошка, только-только лепетать начал, а уже скажет порой такое, что и взрослый не выдумает, и, если что просит, надо крепко подумать, прежде чем исполнить или не исполнить его каприз.
Внук и зять, как вошли к себе в квартиру, занялись петухом: разглядывают его да гладят, крошат хлеб, сыпят крупу перед ним, ставят блюдце воды — надолго им теперь хватит этой забавы.
Невка помогает матери раздеться, увлекает за собой. В комнатах у них стало гораздо лучше: кругом тюлевые и полотняные занавески, появились посудный шкаф, диван, телевизор, раздвижной стол, телефон, холодильник. Обжились. А по обеду, которым поспешила угостить дочка, по всякой провизии, набитой в холодильнике, поняла Лявоновна, что и питаются они неплохо.