Слезы никак не льются. Кажется, застревают в горле колючим комом, и этот ком все растет, мешая дыханию.
— Ты понимаешь, что… То, что ты сделал…
Эштер опускает голову еще ниже.
— Как теперь я могу тебе доверять?
— Дай мне шанс. Просто дай мне шанс.
Вздрогнув, Эштер падает передо мной на колени и прижимается щекой к округлому животу. Шепчет — быстро, лихорадочно, словно боясь быть отвергнутым, опасаясь, что его оттолкнут, прогонят, выставят за дверь.
— Элен, пожалуйста. Пожалуйста, позволь мне все исправить. Не уходи. Не забирай моего ребенка. Не забирай у меня себя. Я не знаю, как буду жить без вас двоих. Я облажался. Не с того начал. Повел себя как скотина. Как мразь. Как последний… — он глубоко вздыхает, зажимая пальцами переносицу. — Ты очень мне нужна. Вы оба. Так нужны.
Эштер дрожит. Его пальцы сминают ткань футболки на моей талии, и меня тоже начинает трясти, колотить со страшной силой.
Из груди вырывается задушенный всхлип, глаза наполняются слезами, и наконец я чувствую на щеках горячую влагу.
И наступает облегчение.
* * *
Эштер уезжает домой один, вынужденный смириться с тем, что мне необходима пауза в отношениях. Стоит гулу мотора стихнуть — и в дверь стучат. К счастью, я успеваю повернуть ключ в замке до того, как мать решает прочитать очередную нотацию. Я прекрасно знаю, что она скажет. Снова подчеркнет, как мне повезло встретить истинного, и еще раз красочно опишет ужасы одинокой жизни для волчицы. В общем, ничего нового, полезного и интересного. Спорить и объясняться нет сил. Смысла в этом нет тем более, поэтому я отворачиваюсь к окну, накрываю голову подушкой и смотрю на очертания темных веток за стеклом.
Слова матери сливаются в непонятный гундеж. Поучать, стоя под дверью, проблематично. Не видя собеседника, ты не можешь быть уверен в том, что тебя внимательно слушают, и Мурена вскоре сдувается. Дважды с шумом дергается дверная ручка. Затем скрипят половицы в коридоре. Звук шагов удаляется, затихает. Наконец меня оставляют одну.
Нет. Не одну. Теперь я никогда не буду в одиночестве. Ладонь опускается на живот, и, словно пытаясь поддержать меня в трудную минуту, малыш впервые дает о себе знать. Это не толчок, не что-то очевидно ощутимое. Внутри моего тела будто лопаются пузырьки шампанского. Закрыв глаза, крепко-крепко зажмурившись, я слушаю биение детского сердца, и этот размеренный стук успокаивает, дает силы жить дальше.
Как и обещала, я устраиваюсь в отцовскую лавку продавцом, в конце смены мою в магазинчике полы, а вечером мама делится со мной секретами идеальной выпечки. Удивительно, но главным, тайным ингредиентом ее фирменных булочек оказывается магия.
— Я думала, что ты не умеешь колдовать.
— А я думала, что ты выйдешь замуж за Гора и все мы переедем в Авалонский лес.
Даже спустя неделю Мурена не упускает случая меня уколоть, поддеть. Каждый наш разговор заканчивается одним и тем же — упреками. Материнское сердце полно разочарования, а мой огород — камней. Но я не собираюсь оправдываться за выбор, который сделала.
Стоя на кассе или раскладывая на полках товар, я часто замечаю за стеклом витрины знакомый внедорожник. Днем машина прячется в тени деревьев на другой стороне дороги, вечером — тормозит у самого окна. Эштер наблюдает за мной с водительского сиденья, но войти в магазинчик не решается. В последнюю нашу встречу я настоятельно просила меня не беспокоить, дать мне время собраться с мыслями. И волк старается не нарушать обещаний. Это его способ заслужить доверие.
Впрочем, сегодня выдержка ему изменяет. Около часа Эштер маячит перед витриной, всем своим видом показывая, что он тут просто прогуливается, дышит, так сказать, свежим воздухом. А когда долго гуляешь и дышишь воздухом, то в конце концов просыпается аппетит. И утолить голод можно только в моей булочной, потому что: «Здесь самая лучшая выпечка в городе. Куда же я еще пойду? А вдруг отравлюсь? Да и вообще я тут случайно. Мимо проходил». Да-да, верю. За последние пять минут десять раз случайно прошел мимо окон моей лавки.
— Кроме того, — с умным видом говорит Эштер, — я обязан навещать сына. Вдруг он решит, что я его бросил? Он должен периодически слышать мой голос.
— Ничего он не слышит. Он же в животе, совсем крошечный.
— Неправда. У волков отличный слух. Даже у крошечных.
Поэтому Эштер не торопится уходить. Битый час общается с моим животом, вызывая у редких посетителей магазина улыбки и вздохи умиления. Затем ненадолго исчезает, чтобы вернуться с едой из соседнего ресторана. В руках у него два бумажных пакета с обедом и стаканчик кофе навынос. Под мои вялые протесты Эштер переворачивает табличку на двери — теперь с улицы видна надпись: «Закрыто», — щелкает замком и устраивает на прилавке пикник. Раскладывает возле кассы запечатанные контейнеры.