Такие-то зловещие истории я слушал у своей умной бабушки от Лейбке-шамеса. Можно себе представить, каким страхом это наполняло мою детскую жизнь. Какой страх вызывали черти, злые духи и загробный мир, где величайшие праведники должны страдать от ударов ангелов-мучителей и двенадцати месяцев ада, где жгут, жарят и подвешивают мужчин за язык, а женщин за грудь и за волосы и где жарятся на самом большом на земле огне по четыреста лет подряд.
Помню, однажды случился у меня дефект в цицес[102], и днём я заигрался и забыл приделать другую. И ночью, перед сном, я увидел, что у меня всё ещё дефектная цицес. Это было незадолго до «Грозных дней»[103] и в Йом-Киппур, будучи очень благочестивым мальчиком, я горько плакал из-за своего большого греха – дефектной цицес. И на исходе Йом-Киппура, вернувшись из хасидской молельни и поужинав после поста, хотя мне было только 8 лет[104], я всё ещё был под впечатлением греха дефектной цицес. После ужина я пошёл к деду. Дома стояли близко друг к другу, залитые светом - была лунная ночь - и придя к дому деда и собираясь подняться на террасу, увидел соседа Гершля Меерчева, стоящего у маленькой террасы своего дома. Я обрадовался, увидев рядом Гершля, но только я хотел ступить на террасу, как увидел, что этот Гершль вдруг поднялся, поднялся, выше, выше, пока не оказался аж над крышей и стал белый, как снег. Я испугался и понял, что это чёрт, а не Гершль Меерчев. Из последних сил я бросился на террасу и немного не добежав, упал без сознания. В доме деда слышали, как я упал, выбежали из дома и нашли меня лежащим без сознания. Конечно, поднялся шум – сбежались люди, привели меня в чувство, положили в постель, и я заснул. Позвали знаменитого доктора с Йоселе-фельдшером, который остался со мной ночевать вместе с бабушкой. На утро мне стало лучше, и я рассказал бабушке всю историю с чёртом, бывшим прежде Гершлем Меерчевым. Я также прибавил, что знаю, почему ко мне пришёл чёрт: я ходил с дефектной цицес…
В те времена был знаменитый Авародский[105] дибук[106], который поселился в девушке. Ездили с ней ко всем цадикам и большим раввинам, чтобы они изгнали дибука. Всю Литву взбудоражил дибук, и много историй крутилось вокруг него: тут он читал псалмы, там учил талмудические трактаты, а там - Гемару и толкования, и таких историй тогда ходило множество. Возили её из города в город и наконец прибыли к раввину в Каменец. Раввин послал на кладбище, и там собрался весь город: мужчины, женщины и дети. Раввин послал шамеса, реб Бейнуша, чтобы он там, на кладбище, прочёл такие и такие отрывки и приказал дибуку выйти по велению раввина и от имени всех раввинов.
Я тоже хотел пойти на кладбище посмотреть, как изгонят дибука, но отец меня не пустил, потому что вокруг дибука бывает много злых духов.
Шамес, реб Бейнуш, пришёл на кладбище и прочёл отрывки со всеми приказаниями, и тут дибук закричал:
«Не хочу выходить. Мне и здесь хорошо».
Поехали с девушкой в Бриск, к раввину, реб Якову-Меиру. Он был большой мудрец и праведник. Реб Яков-Меир тоже велел отвезти дибука на кладбище. И конечно, как везде, все брискские евреи, мужчины, женщины и дети, пришли посмотреть на удивительного дибука, который держится так долго в девушке и ни за что не хочет выходить.
Реб Яков-Меир послал к дибуку шамеса раввинского суда, реб Лейба, чтобы тот от имени городского раввина повелел тому сейчас же выйти. Раввин сказал реб Лейбу, чтобы тот приказал дибуку выйти через мизинец руки. Так сообщалось в Кабале, что для дибука самый лёгкий путь – выйти через мизинец.
Реб Лейб так и повелел дибуку. Дибук стал плакать, что выходить он не хочет. Реб Лейб ему объяснил, что если он не послушается, то раввин вкупе с другими раввинами объявит ему херем[107], и он попадёт навечно туда, где душу швыряют из конца в конец того света, и вовек не будет иметь спасенья.
Дибук ответил, горько рыдая:
«Я выйду уже, но пусть раби скажет, куда мне деваться…»
Реб Лейб не знал, что ответить дибуку и решил пойти к раввину и спросить, куда тому деваться.
Рядом стоял реб Липе Цукерман, большой богач, учёный еврей и немного апикойрес, которого тогда очень ценил губернатор, и особенно знаменитый тем, что знал почти наизусть несколько сот страниц Гемары. Этот Цукерман, также большой любитель шутки, нарочно пришёл на кладбище, чтобы посмеяться. И услышав, как плачет дибук и спрашивает, куда ему деваться, а реб Лейб собрался бежать и спрашивать раввина, Цукерман вдруг заявил:
102
В сефардском произношении «цицит» - кисть, приготовленная из шерстяных ниток, пришивается с каждой стороны талита, а также и «малого талита» (или «арба кнафот») - прямоугольного шерстяного куска материи, который носят днём под верхней одеждой.
103
Десять дней покаяния - первые десять дней осеннего месяца тишрей, с первого дня Рош-Ха-Шана до Йом-Киппура, посвящённые покаянию в грехах и мольбам о прощении в наступающем году. В течение этих дней читаются перед рассветом специальные молитвы-покаяния, т.е. слихот.
105
Новогрудский - по мнению Давида Асафа, переводчика книги на иврит, по имени Новогрудка, одного из старейших городов Литвы (во времена Котика), ныне – Белоруссии (Гродненская обл.), с еврейской общиной, упоминаемой с 1529 г.
106
В еврейских народных поверьях и в кабалистической литературе - злой дух, который вселяется в человека, овладевает его душой, причиняет душевный недуг, говорит устами своей жертвы, но не сливается с ней. Большинство рассказов о дибуке связано с хасидской средой. Случай, описанный Котиком, упоминается и в других источниках его времени.