Он совсем не считал себя хлюпиком и вообще немного был удивлен ее жалостным тоном. Мимо прошли грузчики, скалясь на них, — все как на подбор здоровые, битюги. Ему было неловко под ее сыплющейся дождем скороговоркой и вместе легко, хорошо на душе: вот ведь нашлась товарка, день знакомы, а вроде своя.
Какой-то усатый мужичок окликнул ее строго от дверей столовой: «Елена! Не задерживайся, ждем!» Она лишь отмахнулась игриво: «Крепче любить будешь!»
— Ну ладно, — пробормотал Санька, — я пойду, поищу.
— Ага, мне тож пора, девчонки ждут у кассы, получка сегодня… Хочешь в кино? Завтра выходной. В час у ворот. На улице. Или, может, нет желания, тогда не надо. Есть? Ну тогда я жду… Все? Ну все, бегу. А НБ чего искать. Вон, видишь, у того берега. Привет!
У того берега стоял пароход с черно-белой кормой. Он не знал, что добраться до него просто — с портовым катером, — и пошел кругалем. Пришлось обойти весь порт и часть города, так что явился он к трапу, когда уже совсем стемнело, и, заметив на борту матроса, окликнул его: где найти капитана НБ-3? Тот не сразу понял, и Санька повторил:
— Судно-то как называется?
— «Жемчуг», ты что, неграмотный? — И впрямь по борту белыми буквами, видными даже в полутьме, красовалось имя корабля. — А тебе, видать, на баржу, — крикнул матрос. — Заходи с кормы, а то скоро отчалит.
Он хотел спросить, где корма, но по взмаху догадался и кинулся туда, увидев при свете прожекторов ржавую посудинку, болтавшуюся под бортом корабля.
…Такое было ощущение, будто его на всем ходу столкнули с поезда. Только под ногами была не земля, а грязная палуба с четырьмя округлыми баками — они назывались танки — в черных, маслянистых подтеках и огромным штурвалом выше головы. Железная эта посудинка, насквозь провонявшая мазутом, и была НБ-3, нефтеналивная баржа. Командовал ею огромный краснолицый шкипер в усах и баках — Сан Саныч, остальные двое имен вроде бы не имели. Тощего, с костлявым лицом и устрашающим шрамом от рта до уха звали Сыч, другого — ухмыльчивого коротышку с ладонями в тарелку и тугим, как барабан, животом — почему-то Цыпой. Санька подивился такому несоответствию, спросил как-то шкипера, тот нехотя отмахнулся: «С чужих рук клюет», а уточнять не стал. Видно, секрет был в том, что Цыпа безропотно ходил под Сычом, оба, как выяснилось, побывали в местах не столь отдаленных, взяты были в порт от большой нужды в рабочих руках, потому что толку от них, по словам шкипера, как от рыбы шерсти: от получки до получки в загуле. Сам Саныч тоже на этот счет был не дурак, однако компании с ними не водил, имелась у него какая-то Дарья со своим углом в городе, откуда он возвращался по понедельникам чистый, как стеклышко, в густо пахнущей шипром стираной робе.
Санька тоже старался держаться от «команды» подальше, хотя встречен был весьма радушно. Оба явно обрадовались пополнению, хотя тощий оставался мрачным, лишь устрашающе дернул щекой, а Цыпа, обняв свое брюхо, заорал:
— Саныч, теперя у нас жизнь — лафа! Дозволь до «Паруса» мотнуть, трое суток горло сохнет.
— Да, — буркнул шкипер, — большой срок. А я, по-вашему, не человек?
— Так вместях и кинем якорь. С нас банка!
Но шкипер торопился в диспетчерскую и позволения своего не дал. Приказал «вахтовать посменно», а сам легонько сгреб тезку за шиворот и подтолкнул вниз к машине. У него был час в запасе, и за это время он решил, не откладывая, бегло познакомить новичка с баржой. Напрягаясь, Санька ловил каждое его слово — генератор, насос, шланги, порядок включения. Кое о чем сам догадывался: как-никак школа за плечами. Многого не понял, но переспрашивать не решался — Саныч спешил. Наверху шкипер передал его Цыпе, тот сам вызвался познакомить Саньку с камбузом. Прямо-таки горел нетерпением, потирая мощными, в жирном глянце, ладонями. Он радостно объяснял Саньке, как готовить крупяную кашу на экипаж, подмигивал, сладко ухмылялся, и за каждым его словом чудился подвох.
— Главное, чтоб ложка стояла… Значится, берешь пшено, рысу шкипер не обожает… И побольше. А также соль! Она для его первое дело, жажду дает, а жажда — пиво, иначе хоть не пей. А без этого ему нельзя, как всякому культурному моряку. Усек?
Санька кивал недоверчиво, все же совет учел и под конец лишь спросил, не осталось ли чего от ужина — есть хотелось нестерпимо, живот подвело.
— Как не остаться? Вобла есть. За пивом сбегаешь? — Он похлопал Саньку по карману. — Ай, не звенит?
— А каша?
— Кашу не едим. Что мы, дети?