музыки - не повторится. Гарантии были даны. Жизнь текла
своим чередом... В школе с музыкой мне, можно сказать, "повезло" (не в добром смысле этого слова). Все годы нашим школьным учителем пения был добрейший Иван Филиппович Д-ко. Иван Филиппович не только
не мог организовать учебного процесса, но было непонятно, как он сам-то выживал на этих уроках. Над ним откровенно издевались; жестоко, как умеют дети. Так, иногда вместо пения весь класс начинал
тихо, но слаженно мычать с закрытым ртом. Прекратить это, уличить кого-либо было невозможно. Иван Филиппович страдал и пару раз разбивал свой стул о свой же учительский стол - что говорит о его
исключительной кротости; естественней было бы запустить стулом в класс. Кстати, он также был аккордеонистом. Нужно сказать, что от общения с Иваном Филипповичем в моей памяти остался один странный
эпизод. В классе нашем учился совершеннейший балбес, второгодник по фамилии Безбожный. Так вот как-то Иван Филиппович сказал Безбожному, ласково погладив его по кучеряво-смоляной голове: "Вот у тебя
фамилия такая хорошая, правильная, а ведешь ты себя плохо..." Видимо, был Иван Филиппович крепкий конформист. Может быть, от того и терпение? Меня же тогда его слова удивили и покоробили - да так,
что запомнились на всю жизнь. Это при том, что ни о какой религиозности моей не могло быть и речи; я тогда о таких вопросах вообще не задумывался, а о существовании Церкви просто не знал. Память об
Иване Филипповиче, точнее, о наших издевательствах над ним, долго подспудно точила меня, печалила. Но вот... В середине 90-х среди наших постоянных прихожан появился молодой человек, Игорь Д.,
несколько травмированный (у него действительно была черепно-мозговая травма) и путанный. В свое время он был женат, но жена бежала, оставив на него дочку Лидочку. С Лидочкой (тогда ей было годика
четыре) Игорь приезжал к нам в церковь на богослужения. После первого причастия девочки произошел забавный эпизод. По окончании службы кое-кто из прихожан, в том числе и Игорь с дочкой, пришли к нам
домой; я переоделся в домашний светлый подрясник. Тем временем Игорь уложил Лидусю спать на моей кровати. Но спать она явно не собиралась. Я и говорю: "Лидочка, спи, деточка". Лидочка восклицает,
вытаращив в изумлении глаза: "А откуда ты знаешь, как меня зовут?" (после того, как я снял богослужебные облачения, она меня не узнала). - Я ведь тебя в Церкви причащал. - Так это был ты? Такой
красивый, блестящий, а тут - Айболит какой-то... И затем Лидуся применила безотказно действовавшее дома оружие - заявила: "Сейчас я буду орать!" Мой ответ был адекватен: "Я тоже буду орать. Громче
тебя". И широко открыл рот. Лидуся пискнула, округлила глаза, тут же их закрыла и через минуту тихо спала. Так вот этот Игорь как-то привез на причастие своего отца. Отец не изменился совершенно -
это был Иван Филиппович. Он исповедовался, причастился, и только после службы я отвел его для разговора. Когда он меня вспомнил - Мишенька Шполянский! - радости его не было предела. Так же, как и
моей - я от всей души смог перед ним извиниться. Но он только всплескивал руками и изумлялся - зла он не помнил совершенно. (И как бы я хотел так же извиниться перед Оксаной Болтак - девочкой, над
которой мы издевались в классе, и Витей Шевченко, над которым не раз зло шутили в институте!) Игорь, Иван Филиппович и Лидуся еще много лет ездили к нам в церковь (а Лидуся даже и жила у нас
некоторое время), до тех пор, пока епископ не решил, что мне на этом приходе делать нечего. А петь я так и не научился. Вследствие чего жестоко страдали регент (она была прекрасным профессионалом,
выпускницей регентской школы Троице-Сергиевой Лавры) и хористы. Боюсь, и прихожане. Отчасти, может быть, еще и поэтому я всегда стремился добиться того, чтобы в церкви за богослужением пел весь
народ. Что иногда получалось, а полностью устроилось со временем - на детских литургиях. Но это совсем другая история. И вот что парадоксально - при этом музыку я очень любил и люблю. Родители мои,
люди очень добрые и разумные, принадлежали к "прослойке" технической интеллигенции и особого музыкального вкуса (тем более после скадовского демарша!) привить мне не могли. Классической музыки я
вообще не знал. Однако, когда мне было лет 14, я пришел к такой "глубокой" мысли: "Вот я слушаю "Биттлз" и "Роллинг Стоунз" и никогда не был ни на одном концерте классической музыки. Люди, которые
слушают классику, глупее ли меня? Очевидно, нет. Значит, и мне нужно научиться понимать эту музыку". Надумал. Пошел в ближайший магазин грампластинок (это было в Москве) и купил четыре пластинки:
"Пер Гюнт" Грига, Вторую и Третью симфонии Чайковского, знаменитые сонаты Бетховена и почему-то Скрябина (которого так никогда и не смог прочувствовать). Через пару лет у меня уже была огромная
коллекция классической музыки, несколько сотен пластинок. Слушал я их постоянно и с большой радостью. Хотя, конечно, без систематического образования настоящим знатоком классики стать не мог.
Пластинки я много лет "крутил" на стареньком "Аккорде-моно", а затем, в 1975-м, купил "Аккорд-стерео" - по тем временам "продвинутую" технику. Кстати, вместе с новым "Аккордом" я обрел и жену, у
которой тоже был "Аккорд-стерео". Второй в нашей семье. Однако все это способностей к самостоятельному музицированию мне не прибавило. Хотя какие-то попытки были и бывают до сих пор. Так, я
распечатал крупным шрифтом большую папку (в трех экземплярах) самых задушевных песен - от романсов: "Эх, дороги", "Трех танкистов" и пр. до произведений Окуджавы, Бориса Гребенщикова и т.п. За
костром народ, бывает, запевает с удовольствием (особенно если утешен бодрящими напитками). Но если к этому подключаюсь и я, то энтузиазм довольно быстро угасает. Певцы закуривают, нервно поеживаясь,
один за другим отходят "на минутку"... И не возвращаются... А пару лет назад нам подарили старенькие аккордеоны, почему-то сразу два. Я обрадовался, заказал самоучитель игры на аккордеоне, несколько
раз бодро растянул мехи... Однако, как известно, несколько раз в одну реку не войдешь. Результат был предсказуемым: аккордеоны по-прежнему мирно пылятся в своих фанерных гробах...