В Печоры мы попали в июле того же 1986 года - это была наша вторая поездка в сей замечательный монастырь. Мы встретились и беседовали с о. Таврионом, который принял нас уже как добрых
знакомых. Рассказал я ему и о благословении владыки Севастьяна. О. Таврион отнесся к этому серьезно. "Благословение архиерея не может быть случайным. Однако... Знаете, Михаил, архиереи ведь не только
пастыри, но и администраторы, и им приходится заботиться о заполнении вакансий священнослужителей на приходах. Вот так. А мне вас жаль..." Это "мне вас жаль" батюшки поразило меня до глубины души, и
я со свойственной новоначальным живостью и горячностью отреагировал: "Но, конечно же, батюшка, я не достоин и не готов, помилуй мя Господи!" В то время отец Иоанн (Крестьянкин) был болен то ли
бронхитом, то ли даже пневмонией, что случалось с ним в сыром климате Печор нередко. Даже поговаривали (это повторялось каждый год): "Батюшка так плох, что зиму эту не переживет". Прожил батюшка с
того дня еще 19 лет, слава Богу. Но тогда - лежал больной, не принимал. Пришлось нам уехать с наставлением о. Тавриона, но без благословения старца. Однако и слов отца Тавриона было вполне
достаточно, чтобы погасить пожар моего тщеславного желания получить священнический сан. Достаточно, чтобы серьезно задуматься о себе, о своем месте пред Господом. И таковое рассуждение привело меня к
осознанию своего недостоинства и своей неготовности сделать этот страшный шаг (чему способствовало прочтение "Пастырского богословия" о. Киприана (Керна)). Кстати, книгу архимандрита Киприана подарил
нам друг и наставник игумен Венедикт (Кантерс), которому впоследствии суждено было сыграть особую роль в начале моего иерейского служения. Познакомились мы с отцом Венедиктом благодаря Ольге
Феодосьевне К. (см. рассказ "Мертвыя погребать"). Отец Венедикт был ее духовным наставником. В свое время Ольга училась в регентской школе ЛДА
[2], где встретила отца Венедикта и где установилась их духовная связь. Впоследствии эту связь освятил своим благословением и о. Иоанн (Крестьянкин). Сам о. Венедикт был
из Санкт-Петербурга (Ленинграда), в то время преподавал в ЛДА греческий язык. Отец Венедикт был немногим старше нас, тогда лет около тридцати. В свое время он, по направлению ЛДА, окончил
теологический факультет Афинского университета, благодаря чему был определен на служение в ОВЦС МП
[3]. Он часто ездил в заграничные командировки, в качестве переводчика участвовал в приеме делегаций греческих церквей, в частности, в 1988 году, при первом за несколько
столетий визите в Россию предстоятеля Константинопольского патриархата Вселенского патриарха Димитриоса Первого. Теперь я понимаю, что положение о. Венедикта неизбежно требовало от него какой-то меры
сотрудничества с "органами", но именно его пример для меня - доказательство того, что нельзя всех стричь под одну гребенку по формальным признакам. О. Венедикт был, безусловно, искренне верующий
человек, порядочный и глубоко страдающий. Возможно, именно потому он, как предположил близко знавший его питерский батюшка, так рано умер. Мне кажется, что если бы сейчас мы могли встретиться, то
очень глубоко поняли бы друг друга. Так что свел нас Господь не случайно. Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего игумена Венедикта! А тогда о. Венедикт был для нас фигурой "космической" - из мира
иного, прекрасного и сияющего, и все, что от него исходило, было для нас поучительно и душеполезно. В частности, своими наставлениями он старался как-то привести к большей уравновешенности нашу
неофитскую восторженность, иногда в эмоциональном перехлесте достигавшую результатов, противоположных желаемым. И еще о. Венедикт привозил книги. Он, по его собственным словам, вообще во всех своих
заграничных поездках старался набрать как можно больше книг. В основном это были брюссельские издания - мягкие, но очень прочные книжечки на тончайшей рисовой бумаге. До сих пор мы пользуемся
подаренными им карманной Библией и Акафистником. О. Венедикт говорил, что всю "контрабанду" у него всегда отбирают на границе, но "таможенники ведь не дураки - эти книги стоят денег, и они их не
уничтожают, как положено, а перепродают, тем самым способствуя распространению Слова Божиего; а кое-что, в единичном экземпляре, удается провозить". Некоторые из таких "контрабандных" книг он подарил
нам: жизнеописание о. Алексея Мечева, "Письма к духовным детям" игумена Никона (Воробьева), вышеупомянутое "Пастырское богословие" Керна, пятитомник "Закона Божьего", все издания парижской
"Ymka-Press". Все это сыграло очень важную роль в моем духовном развитии. Жизнь текла в обычных житейских заботах. Но были и существенные перемены в моем положении. После нашего крещения и
воцерковления мы поддерживали близкие отношения с настоятелем греческой церкви отцом Димитрием Ванзюком - он первый приветил нас в храме и впоследствии неоднократно оказывал помощь и давал полезные
советы в отношении воцерковления. И вот как-то он обратился ко мне с настойчивой просьбой - пойти работать бухгалтером во Всехсвятскую церковь на старом кладбище. Его переводили туда настоятелем из
"греческой", и ему нужна была помощь "своего" человека. Там была какая-то интрига, сложные взаимоотношения между двумя старцами, "патриархами" местного клира, о. Димитрием и о. Валентином Сехой -
взаимосменяющимися настоятелями двух главных храмов города. Не скажу, чтобы идея мне понравилась: с бухгалтерской работой я знаком не был, да и оплата, учитывая обремененность семьей, не очень-то
устраивала. Но отказать отцу Димитрию я не мог. И пошел работать в церковь. Работу эту, уже задним числом, благословил и о. Таврион, тоже, впрочем, с большими сомнениями. Но все же благословил,
предупредив о необходимости крайней осторожности, в первую очередь - в духовном плане. Искушений действительно было более чем достаточно. Но, думаю, они свою положительную роль тоже сыграли - когда
пришло время вступить в клир Церкви, я уже очень хорошо знал закулисную жизнь прихода, и удивить меня чем-либо было трудно. Подробное описание этого периода моей жизни к теме данного повествования
отношения не имеет, и я его опущу. Отмечу только то, что оказалось важным в дальнейшем (кроме уже упомянутой закалки от приходских искушений). Во-первых, в церкви у меня было очень много свободного
времени, которое я посвятил изучению богослужения и прочих элементов церковной жизни. Довольно скоро я научился бегло читать "по-клиросному", изучил устав, научился пономарить. Нередко уже заменял на
клиросе чтеца или уставщика. Это все мне пригодилось впоследствии. Во-вторых, значимым для будущего моментом стало знакомство с исполкомовскими уполномоченными по делам религии во главе с товарищем
Шурыгиным. История эта довольно странная. Чего стоит уже одно то, что уполномоченные вообще разрешили мне работать в церкви. Впоследствии они мне сами говорили (шепотом), что не имеют права допускать
к работе в церкви людей не пенсионного возраста или с высшим образованием. Но мне разрешили - да еще и с моей биографией: дважды исключенный из комсомола и официально объявленный иностранным шпионом!
Как это случилось, не знаю. Божие попущение. Могу только предположить, что после многолетнего дикого разворовывания церковной кассы им позарез нужен был человек из другой среды, без рефлекса
воровства (который, впрочем, сами они и насаждали в церкви десятилетиями, но тут, во второй половине восьмидесятых, с приходом Горбачева, видимо, начали меняться установки). А возможно, сыграло роль
и то, что я к тому времени, пользуясь новыми веяниями в политике, уже нанес свой "ответный удар" по КГБ, вынудив их снять с меня все обвинения и принести официальное извинение. Еще, может быть,
"внедряя" меня в церковную структуру, власти намеревались со временем получать от меня какую-либо информац