ся, то
очень глубоко поняли бы друг друга. Так что свел нас Господь не случайно. Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего игумена Венедикта! А тогда о. Венедикт был для нас фигурой "космической" - из мира
иного, прекрасного и сияющего, и все, что от него исходило, было для нас поучительно и душеполезно. В частности, своими наставлениями он старался как-то привести к большей уравновешенности нашу
неофитскую восторженность, иногда в эмоциональном перехлесте достигавшую результатов, противоположных желаемым. И еще о. Венедикт привозил книги. Он, по его собственным словам, вообще во всех своих
заграничных поездках старался набрать как можно больше книг. В основном это были брюссельские издания - мягкие, но очень прочные книжечки на тончайшей рисовой бумаге. До сих пор мы пользуемся
подаренными им карманной Библией и Акафистником. О. Венедикт говорил, что всю "контрабанду" у него всегда отбирают на границе, но "таможенники ведь не дураки - эти книги стоят денег, и они их не
уничтожают, как положено, а перепродают, тем самым способствуя распространению Слова Божиего; а кое-что, в единичном экземпляре, удается провозить". Некоторые из таких "контрабандных" книг он подарил
нам: жизнеописание о. Алексея Мечева, "Письма к духовным детям" игумена Никона (Воробьева), вышеупомянутое "Пастырское богословие" Керна, пятитомник "Закона Божьего", все издания парижской
"Ymka-Press". Все это сыграло очень важную роль в моем духовном развитии. Жизнь текла в обычных житейских заботах. Но были и существенные перемены в моем положении. После нашего крещения и
воцерковления мы поддерживали близкие отношения с настоятелем греческой церкви отцом Димитрием Ванзюком - он первый приветил нас в храме и впоследствии неоднократно оказывал помощь и давал полезные
советы в отношении воцерковления. И вот как-то он обратился ко мне с настойчивой просьбой - пойти работать бухгалтером во Всехсвятскую церковь на старом кладбище. Его переводили туда настоятелем из
"греческой", и ему нужна была помощь "своего" человека. Там была какая-то интрига, сложные взаимоотношения между двумя старцами, "патриархами" местного клира, о. Димитрием и о. Валентином Сехой -
взаимосменяющимися настоятелями двух главных храмов города. Не скажу, чтобы идея мне понравилась: с бухгалтерской работой я знаком не был, да и оплата, учитывая обремененность семьей, не очень-то
устраивала. Но отказать отцу Димитрию я не мог. И пошел работать в церковь. Работу эту, уже задним числом, благословил и о. Таврион, тоже, впрочем, с большими сомнениями. Но все же благословил,
предупредив о необходимости крайней осторожности, в первую очередь - в духовном плане. Искушений действительно было более чем достаточно. Но, думаю, они свою положительную роль тоже сыграли - когда
пришло время вступить в клир Церкви, я уже очень хорошо знал закулисную жизнь прихода, и удивить меня чем-либо было трудно. Подробное описание этого периода моей жизни к теме данного повествования
отношения не имеет, и я его опущу. Отмечу только то, что оказалось важным в дальнейшем (кроме уже упомянутой закалки от приходских искушений). Во-первых, в церкви у меня было очень много свободного
времени, которое я посвятил изучению богослужения и прочих элементов церковной жизни. Довольно скоро я научился бегло читать "по-клиросному", изучил устав, научился пономарить. Нередко уже заменял на
клиросе чтеца или уставщика. Это все мне пригодилось впоследствии. Во-вторых, значимым для будущего моментом стало знакомство с исполкомовскими уполномоченными по делам религии во главе с товарищем
Шурыгиным. История эта довольно странная. Чего стоит уже одно то, что уполномоченные вообще разрешили мне работать в церкви. Впоследствии они мне сами говорили (шепотом), что не имеют права допускать
к работе в церкви людей не пенсионного возраста или с высшим образованием. Но мне разрешили - да еще и с моей биографией: дважды исключенный из комсомола и официально объявленный иностранным шпионом!
Как это случилось, не знаю. Божие попущение. Могу только предположить, что после многолетнего дикого разворовывания церковной кассы им позарез нужен был человек из другой среды, без рефлекса
воровства (который, впрочем, сами они и насаждали в церкви десятилетиями, но тут, во второй половине восьмидесятых, с приходом Горбачева, видимо, начали меняться установки). А возможно, сыграло роль
и то, что я к тому времени, пользуясь новыми веяниями в политике, уже нанес свой "ответный удар" по КГБ, вынудив их снять с меня все обвинения и принести официальное извинение. Еще, может быть,
"внедряя" меня в церковную структуру, власти намеревались со временем получать от меня какую-либо информацию. Однако из-за изменения политического климата реализовать эти планы так и не попытались.
Во всяком случае, проработал я бухгалтером года три, и за это время с Шурыгиным и его сотрудниками у меня сложились вполне доброжелательные, деловые отношения: они были очень довольны качеством
бухгалтерской работы в церкви. Это оказалось немаловажным при дальнейшем развитии событий. В период Успенского поста 1987 года я с десятилетним Сашей опять отправился в Печоры - в третий раз. Там мы,
конечно же, присутствовали на богослужениях, причащались, а также встречались с о. Таврионом и имели радость продолжительной беседы с ним. В частности, я обратился к отцу Тавриону с вопросом по
поводу моей работы. В то время я ощутил себя как бы находящимся в некотором жизненном тупике - у меня была прекрасная семья: любимая жена, замечательные дети - двое мальчишек, и только несколько
месяцев как родилась долгожданная девочка. Но мое социальное положение и заработки не могли обеспечить наше нормальное существование. Работать на несколько ставок в котельных я уже не мог -
присутствие микродоз смертельно опасного угарного газа при почти постоянном пребывании возле котлов стало сказываться на здоровье: ухудшилось состояние печени, дестабилизировался состав крови. Работа
же в церковной бухгалтерии хоть и предоставляла мне уникальную возможность вплотную ознакомиться с церковной жизнью во всех ее положительных и отрицательных аспектах, но прокормить семью не могла.
Другой ясной перспективы в жизни я не видел. С вопросом о своем будущем я и поехал к о. Тавриону. Батюшка выслушал меня и, как мне кажется, несколько растерялся; видимо, такой наивности от меня он
все-таки не ожидал. "Что же ты хочешь? Чтобы я тебе этак из воздуха открыл место, куда тебе следует идти работать? Так не бывает. Ты вот что сделай: езжай домой, поподробнее разузнай обо всех
возможных для тебя вариантах. Например, работа на заводе, или в трампарке, или еще где-либо. Узнай, какие условия, зарплата и прочее, приезжай, и вместе подумаем". Потом отец Таврион помолчал и
добавил: "А пока молись каждый день Господу, дабы он вразумил тебя, каким путем дальше идти по жизни. Каждый вечер делай один земной поклон и проси Господа: "Укажи ми Господи путь в оньже пойду". И
Господь тебя управит..." Впоследствии все произошло по слову батюшки. Приехав домой, я стал ежедневно молиться этой краткой молитвой. И не прошло двух недель, как Господь дал очевидный ответ. Мне
позвонили по телефону и поинтересовались - не ищу ли я работы? - "Ищу..." - "Приходите туда-то и тогда-то, побеседуем". Так я стал столяром в работающей по договорам бригаде. Бригада занималась
декоративным оформлением помещений. В советское время такой вид деятельности - работа по договорам - назывался шабашкой. Шабашники были весьма независимы и зарабатывали гораздо больше среднего
советского уровня, что и было мне нужно. И хотя опыта работы художником-декоратором у меня не было никакого - взяли. Художественные проекты делал бригадир. От меня же требовалась работа столяра и
монтажника, с которой я надеялся справиться. Именно бригадир - Володя Дашевский - пригласил меня на работу. Он же - единоличный хозяин мастерской. Как Володя вышел на меня? Он был близко знаком с уже
упоминавшейся нами Ольгой Феодосьевной К. И вот как-то Володя пожаловался Оле, что ему в бригаду очень не хватает толкового работника. Оля тут же сориентировалась и, зная наше положение, сказала: "У
меня есть один знакомый; хороший человек и все умеет". Володя на это скептически переспросил: "Так хороший человек или все умеет?", но по данному Олей телефону все-таки позвонил. С этим эпизодом -
приемом меня на работу - связан еще один забавный момент. Одно время, в начале-середине восьмидесятых, мы жили в микрорайоне Лески и, как оказалось, были с Володей соседями. Еще тогда он обратил
внимание на нашу семью, но лично познакомиться не довелось. И когда мы созванивались насчет работы, он, конечно же, не знал, о ком идет речь. И только при встрече выяснилось наше "многолетнее
знакомство". Но вернемся к Печорам и к беседе с о. Таврионом. Когда мы спускались по лестнице от Успенского собора и шли к братскому корпусу, батюшка спросил: "Ну а как же твои планы с
рукоположением? Отец Иоанн сейчас принимает, самое время спросить его". И тут я смешался. Помню, смущение мое никак не было связано со страхом или сомнением - мне действительно казалось, что
беспокоить столь великого старца своими мелкими проблемами я не имею права. Тем более что для себя в отношении рукоположения я твердо решил: недостоин. "Батюшка, - говорю, - простите, но мне,
наверное, нет смысла идти к отцу Иоанну. Я осознаю свое недостоинство и по