Ирина В. - ныне матушка, регент церковного хора. В семидесятые годы крестилась, пришла к вере. Имея светское музыкальное образование и благословение одного из николаевских священников, в 1984
году поехала поступать в регентский класс при Московской духовной семинарии и академии. Тоже своего рода чудом была принята, причем сразу на второй год обучения. Однако тут открылось, казалось бы,
непреодолимое препятствие. В период между вступительными экзаменами и началом учебы развилось в острой форме давно тлевшее заболевание голосовых связок. Диагноз - фоноастения; врачи предупредили, что
не только о пении не может быть и речи, но и говорить всю жизнь придется с трудом. Однако к началу занятий Ирина поехала в Лавру. По совету благочестивых людей она обратилась к монахам - хранителям
мощей преподобного Сергия Радонежского. И Божиим промыслом они дали ей то, что обычно никому так просто не раздается, - елея от неугасимой лампады пред мощами преподобного. Елей этот она получила
один раз, а пила его по глотку недели две. При этом как-то пела, благо, нагрузка для начинающих была невеликой... Затем с медицинской справкой-заключением из Николаева поехала в Москву, к
врачу-фониатру. "Что за чушь у вас тут написана? Никакого заболевания у вас нет, связки вполне здоровы, езжайте, пойте себе". Ирина поехала в Лавру. Пела. И поет доныне...
5. Пономари и палки
В середине девяностых я страдал тяжелой формой радикулита: смещение позвоночных дисков (последствия юношеской удали), воспаление седалищного нерва. И вот - праздник Троицы. По церкви я с
трудом передвигаюсь при помощи двух палок. А служить еще Троицкую вечерню с коленопреклоненными молитвами. Три раза нужно опуститься на колени в Царских вратах, лицом к народу, затем вставать и
продолжать службу. Как я встану на колени, как поднимусь? Я подробно объясняю пономарям, как и куда меня "тянуть". Начинается служба. А известно, что на ней (в канун Духова дня) особо вспоминается
сошествие Духа Святого на апостолов в виде "огненных языков" и каждый раз именно во время чтения коленопреклоненных молитв происходит особое снисхождение благодати Духа Святого на молящихся. В
древности в Церкви этот чин, как и схождение Святого Духа на воды в великом водосвятии на праздник Крещения Господня, считался таинством по непреложности действия в нем благодати. И вот первая
коленопреклоненная молитва. Я с трудом, оставив палки, опускаюсь на колени. Держусь за украшенный цветами низенький столик, на котором лежит Триодь, прочитываю первую молитву. Возглашаю: "Заступи,
спаси, помилуй, возстави и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию". Пытаюсь подняться с колен, протягиваю руки к пономарям. Но кто знает, что такое наши церковные пономари, меня поймет... Сначала обо
мне они позабыли, потом бестолково засуетились, потянули в разные стороны, чуть не повалили... Я сердито отмахнулся от них, встал, повернулся к престолу и продолжил службу. Только минут через пять
посмотрел на провинившихся служек; стоят, мнутся растерянно, в руках мои палки крутят. И тут я сообразил, что спина совершенно не болит. Службу закончил без "подпорок", домой пошел сам; народ
дивится. С тех пор я уже более не ползал с двумя клюками (дай, Бог, и далее), да и к одной прибегал уже крайне редко.
6. Есть Бог на свете!
Услышать об одном из самых удивительных доказательств существования Бога пришлось мне во время пребывания в больнице. Однако речь идет вовсе не о чудесном исцелении. Но - по порядку. Года
четыре назад случилось мне проходить лечение в проктологическом отделении городской больницы. Было подозрение на опасное для жизни заболевание, которое, слава Богу, не подтвердилось. Однако операцию
пришлось делать. Любая больница - средоточие боли и скорби. Но проктология и в общем окружении выделяется своей тягостностью. Вообще считается, что проктология и гнойная хирургия - самые тяжелые
хирургические специализации. Как для врачей, так и для больных. И не случайно в нашей больнице проктология и гнойная хирургия находятся на одном этаже, числятся одним отделением и имеют одного
человека заведующим - доктора Видяпина Валерия Александровича. Замечательный, нужно сказать, человек - прекрасный специалист, интересный собеседник. Итак, поместили меня в двухместной палате
проктологического отделения. Началась подготовка к операции. Флегматичные коренастые медсестры с замечательным бесстрастием производили "вводные" процедуры. Веселые поварихи раздавали оперированным в
алюминиевые миски гороховую (!!!) кашу. Туалетные комнаты функционировали в качестве пыточных камер. По кабинетам и палатам то вскрикивали, то протяжно голосили больные. Видяпин проплывал сквозь
вязкую среду боли и стыда как небожитель - средоточие надежды и спокойствия. Блестящий хирург, хороший администратор. Он делал все возможное для исцеления болящих, однако многое - прежде всего
финансирование больницы - было вне его власти. Но он лечил, что же еще? И вот операция назначена - на завтра. В палату заходит высокая, молодая, красивая женщина в идеально свежем врачебном
облачении. Представляется: "Я врач-анестезиолог. Будем готовить вас к операции". Судя по всему, важнейшую роль анестезиолога она совмещала с обязанностями психотерапевта: утешить и ободрить. Ей это
удавалось хорошо - пред лицом такой красавицы не лучиться оптимизмом было невозможно. Итак, к операции готовы. День настал. В урочное время сестры заводят больного (то бишь меня) в предоперационный
бокс, выдают соответствующее облачение. В странном виде некоторое время сижу на скамеечке. Вызывают. В просторном зале присутствуют Видяпин, красавица-анестезиолог, медсестры. Начинается процесс
анестезирования. Но чувствую - в воздухе веет какой-то неуверенностью; как оказалось, доктора сомневались в возможности эффективно обезболить человека таких габаритов. Однако - что делать? -
приступают. Я сажусь на низкий столик и максимально склоняю голову к коленям - спина колесом. А тут нужно пояснить некоторую анатомическую подробность: у меня позвоночник весьма углублен по отношению
к плоскости спины - это наследственное. Так что мое "сворачивание колесом" не очень-то помогает. Красавица за моей спиной вздыхает, шепчется с медсестрой, ощупывает каньон позвоночника. В конце
концов вводит иглу. Одна попытка, вторая. "Больно? Что чувствуете?" Еще одна попытка, игла идет как нужно. Анестезиологический раствор вводится в спинной мозг. Ноги начинают неметь. Я говорю об этом
врачу. Сзади облегченный вздох. "Слава Богу", и - приподнято: "Вот видите, ЕСТЬ БОГ НА СВЕТЕ!" Вот так. Я умилился. Между тем уложили меня на стол, и Валерий Александрович принялся за работу. Однако
приключения с анестезией на том не закончились. Стандартная процедура с маской и усыпляющим газом не удалась - я только несколько взбодрился. Анестезиолог ввела мне в вену иглу и поставила капельницу
с еще каким-то усыпляющим препаратом. Не действует. Через трубку капельницы шприцем вводят дополнительные дозы. Продолжают прижимать к лицу маску. Мне становится совсем весело, начинаю живо
интересоваться всем происходящим вокруг. Обсуждаю с Видяпиным ход операции. Особенно интересно стало, когда на соседний стол уложили какую-то дамочку, и второй хирург принялся ее оперировать. А я -
его "консультировать". Но все когда-то заканчивается - окончилась и моя операция. Переложили меня на каталку и повезли в реанимацию - после операций на некоторое время туда всех доставляют. Потом я
уже узнал, что во время операции меня здорово накачали морфином. Так что и в реанимации я чувствовал себя как огурчик, уходить на покой не собирался, но, напротив, планировал вести активный образ
жизни. Для начала я попросил медсестру принести мне из палаты толстенный том Библии и оба моих мобильника (с карточками на разных операторов). С кем-то бодро пообщался по телефону. Книгу раскрыть,
правда, сил уже не хватило. Спал ли я - не помню, следующие сутки прошли в каком-то эйфорическом полузабытьи. Морфин продолжали колоть (как и в последующие дни). Помню только, что я очень активно
патронировал лежавших н