, именно поэтому) начальство
его не любит, да и он не любит начальство. Работ сменил множество и, по-моему, уже по N-му кругу обходит все районные детские поликлиники в качестве участкового врача. На вид Гена - мужчина как бы и
не внушительный, но к женщинам имеет свой тонкий подход: несколько браков тому подтверждение, но еще более то, что со всеми экс-женами он умудряется поддерживать вполне дружеские отношения. Невысокий
рост, умные, улыбчивые глаза, небольшая лысина - не портящая образа, но придающая интеллектуальный флер. И удивительно: знаем мы его уже почти тридцать лет, сам я за это время успел превратиться в
старого седого деда, а он, кажется, внешне совершенно не изменился. К нам Гена приходил и по вызову, и не только. Иногда забегал просто попить чайку - по траектории движения между вызовами. Притчей
во языцех стали его ответы на вопрос: "Сколько положить сахара?" - "Одну целую и четыре пятых чайных ложечки" или "Две и три восьмых" и т.п. - в зависимости от объема чашки и настроения. Когда
случалась лишняя минутка, доктор просил разрешения немного подремать на полу, на коврике. Учитывая, что наша комната (мы с двумя детьми жили тогда в однокомнатной квартире) была разделена книжными
шкафами на три "зоны" - спальную, детскую и гостиную, лежащий на коврике Гена существенно затруднял передвижение. Так что иногда приходилось строго говорить: "Доктор, нельзя: нам тут ходить нужно".
Он не обижался и вместо возлежания пил очередную чашку чая. Отношения с финансами у него столь же экзотичные. Буквально на днях нам рассказали: пригласили Геннадия Федоровича посмотреть ребенка в
селе, километров 30 от города. На вопрос родителей, сколько они должны за визит доктора, последовал ответ: "Четыре гривны семьдесят восемь копеек". Гена - человек увлекающийся и, бывает, с избытком.
Как-то достал он для Володи Дашевского (руководитель мастерской, в которой я тогда работал) пакетик с лекарством, в те времена наиэкзотичнейшим: мумие. (Это уже позже в журнале могла появиться
карикатура: едет КАМАЗ с горой черной субстанции в кузове и с воткнутыми в нее вилами; шофер, здоровенный детина, спрашивает стоящую на обочине старушку: "Мамаша, мумие не нужно?") Средство дорогое,
но Гене брать деньги неинтересно. И вот ему приходит в голову мысль заказать у нас массажный стол. На всякий будущий случай. Стол сделали по его проекту: несущая конструкция - массивные дубовые
балки. Габариты - по длине для акселератов, по ширине - для "неумеренно упитанных" (вроде меня) мужчин. Поверхность покрыта толстым слоем поролона с обивкой из качественной искусственной кожи
зеленого цвета. Высокий стол, тяжеленный. Получилось сооружение необыкновенно величественное. При этом стол был транспортабелен - обладал хитрой разборной конструкцией. Много лет он пропутешествовал
вместе с Геной из одного его пристанища в другое. И что интересно - как кажется, ни разу не был использован по назначению. На столе или спали, или ели. А чаще всего на нем лежали стопки книг. В том
числе пособия по массажу. Кроме книг и массажного стола, многолетним спутником перемещений Геннадия Федоровича был остов гигантского аквариума. Как и многие хорошие люди, он любил аквариумы. Гена их
постоянно менял, но еще чаще менял рыбок. Точнее, рыбки менялись сами, по мере вымирания; как и жены, они не могли встроиться в его неупорядоченный образ жизни. Иногда вместо рыбок появлялись
земноводные - тритоны, черепахи. Последние из обитателей его аквариума, которых помню я, - отвратительные красноглазые белые водяные лягушки. По-моему, они всех остальных обитателей сожрали. (А потом
просочились в канализацию, выползли в тоннели метро, там адаптировались, расплодились, научились есть все: даже как-то у метропоезда отгрызли колеса; они-то и стали источником слухов-ужастиков про
подземных метрочудовищ.) Самым же любимым из аквариумов, который везде следовал за Геной, был аквариум без обитателей. И без стекол. Это был параллелепипед из ржавых металлических уголков -
гипертрофированное школьное пособие по геометрии. Так же как и массажный стол, сей аквариум был заказан в обмен на какой-то эксклюзивный медицинский препарат. Изготавливали его на судостроительном
заводе, параллельно с постройкой тяжелого ударного ракетного крейсера проекта 11-64 "Атлант". Для вывоза изделия задействовали мусоровоз, транспортировавший отходы производства на свалку. Аквариум
закопали под груды мусора, потом откапывали: пришлось-таки повозиться. В конце концов конструкция попала к Гене. Однако стекла в него так никогда и не были вставлены. Аквариум стоял в коридоре
общежития семейного типа рядом с дверью квартиры Геннадия Федоровича. Соседи конструкцию использовали как удобное место для хранения швабр и метелок. Хозяин аквариума не возражал. В общежитии
Геннадий Федорович оказался в результате расселения. До того он жил в небольшой квартире в "старом фонде" - доме дореволюционной постройки без удобств. Находится дом в самом центре города: стоимость
жилья сейчас там астрономическая. Но Гена туда так и не вернулся - его "расселили" под предлогом капремонта здания. Ремонт длился годами, и Гена прижился во временно выданной комнатушке
"расселенческого фонда". Крошечная комната, санузел, кухонька. Первое время (месяцы, если не годы) его мебель в основном состояла из двух столов: кухонного и массажного. В углу стояли пластины
несобранных шкафов. А всю площадь пола занимали стопки книг, увязанные или же разваленные. Как-то Геннадия Федоровича обворовали. Мне трудно представить, на что мог польститься злоумышленник; скорее
всего он залез наугад в первую же попавшуюся квартиру на первом этаже, разбил окно балконной двери и зашел. Кажется, пропал чемодан с бельем. Во всяком случае, ущерб в виде разбитого окна был налицо,
и Гена вызвал участкового. Участковый пришел, и оказался участковой - крупной женщиной среднего возраста. Женщина зашла в комнату, окинула взглядом царящий там творческий беспорядок и... заявила: "В
таком бардаке все что угодно может произойти. Вы сначала уберите тут, а потом жалуйтесь!" Так и ушла, не приняв заявления. "Вот так она мне и сказала!" - с некоторой растерянностью повествовал мне об
этом Гена. Но уборки он так и не сделал. Поскольку сам ночевал дома не слишком часто - обычно приют находил у кого-либо из жен - бывших или настоящих. Как-то к одной из них, Ларисе, зашли и мы с
Аллой. Лариса, замечательно красивая при столь же замечательной худобе женщина, приняла нас радушно. Что-то хлопотала на кухне, потом пили чай в комнате. Лариса представила нам своего крошечного
пуделька. "Он у меня дрессированный, слушается команд неукоснительно. Вот я сейчас скажу ему "сидеть" - и будет сидеть часами, с места не сдвинется, - сказала Лариса, усадив малыша на табуретку. -
Сидеть! Сидеть, я сказала!" И мы вышли в гостиную. Времени прошло немало, пили чай, разговаривали. Затем опять зашли на кухню. Пуделек все так же сидел на табуретке, только мелко дрожал. Я выказал
свое восхищение и удивление - это надо же, так домашнюю игрушку выдрессировать! Лариса рассмеялась и призналась, что дрессировка здесь ни при чем: просто ее пудель боится высоты и не решается
спрыгнуть с табуретки. Вернулись в гостиную. Разговор продолжился о собаках. Гена, удобно расположившись в кресле, сообщил, что его знакомая купила породистого щенка. Жебра белохвост. - Жебра...что?
- Жебра белохвост. - А что это значит? Кого купили? - Собаку. Жебра белохвост. - Что ты имеешь в виду? - А что вам непонятно? - Гена вышел из расслабленного состояния, подался вперед в кресле, с
удивлением посматривает на нас: "Издеваются, что ли?" Мы все втроем сидим напротив, в другом конце комнаты, изумленно переглядываемся. Слышали его слова все одинаково: "Жебра белохвост". "Ты что-то
понимаешь? Что значит "жебра"? Порода такая? Лариса, ты что-то об этом слышала?" Недоумение разрешилось далеко не сразу. Оказалось, фраза звучала так: "Знакомая купила породистого щенка. Уже обрубила
хвост". А выражение "жебра белохвост" осталось в нашей семье - как напоминание о возможности взаимного непонимания в самых простых вещах. Попросил меня как-то Гена прийти к нему в "расселенческую"
квартиру, разобраться с проводкой. Не было света. Я пришел, пощелкал выключателями. Все мертво. Только тускло мерцает аквариум с лягушками. В розетке напряжение есть. Разбираю все коробки, начиная от
ввода, - системный подход инженера. Подозреваю, что где-то в стене обрыв нулевого провода - чтобы выявить это, придется отключать провода один за другим и запитывать их по очереди. Прозваниваю.
Пробник показывает - все в порядке. В итоге добираюсь до концевых веток: коробки, выключатели, патроны. Везде напряжение есть, целы и фазовые, и нулевые провода. Застываю, сраженный страшным
подозрением. Осматриваю вывернутую лампочку - сгорела. "Гена, а у тебя есть новые лампочки?" Находим одну. Вкручиваю. Горит. Другой патрон, третий. Свет везде сеть. Я в изнеможении сажусь на стопку
книг - нужно собирать все скрутки, изолировать, закрывать коробки... Инженер... И только по прошествии многих лет я узнаю, что Геннадий Федорович пишет стихи. Настоящие. Как-то, не так уж и давно,
Гена заглянул к нам; разговорились о чем-то. Доктор берет обрывок бумаги и, стоя, бегло записывает несколько строк: