Выбрать главу

- Саш, ты только учись, - попросила я. - Последний курс, запускать нельзя - по себе знаю.

- А я, может, только ради тебя и учился. Ты меня вдохновляла.

- Не говори ерунды, учатся ради себя. Я тебе только по утрам звонила, чтобы не проспал первую пару. Большое дело!

- Большое, - Сашка погладил меня по спине. – Так и быть, выучусь, но ради тебя. На моем дипломе напишут: «Он живет и творит ради Веры Сергеевны Соболевой»! Как тебе?

- Не очень, - призналась я. – Приятно, но чревато. Вдруг смешаешь что-нибудь не то, а меня будут искать ради мести?

- Веришь ты в меня, любимая девушка! - Погодин обиженно засопел.

- Верю я, верю. Очень верю. Только диплом не порти, ладно?

И хотя обниматься на солнцепеке – неблагодарное дело, я не вырывалась. Когда еще увидимся? Уезжать от него, такого родного, было безумно трудно. Москва не взрастила в моей душе особой к себе привязанности, но подарила Сашку. Мы скоро увидимся... каких-то четыре месяца...

Вчера я согласилась стать его женой. Мы гуляли по пропахшей бензином и пережженным маслом Москве, и на Патриаршем мосту Погодин задал вопрос. Как бы между прочим, даже шутя, словно ответ был для него совсем не важен. Сашкина рука чуть подрагивала в моей руке, а я отчего-то смутилась и уставилась на храм Христа Спасителя. Конечно, я сказала «да». Наш союз, давно одобренный с обеих сторон, обещал быть счастливым и крепким, поэтому свадьбу считали вопросом времени. «Прекрасная во всех отношениях партия, - говорила мама. – Будешь с ним как за каменной стеной». Кто, если не Сашка?

- Вот сдам последнюю сессию и приеду к тебе жить, - мечтательно вздохнул парень. – У вас там, говорят, зашибись условия, американская мечта. Будем мечтать по-американски!

- Странный ты москвич, Погодин, ненастоящий какой-то.

- Москва мне друг, но Вера мне дороже.

Я растаяла. Сашка воспользовался моментом и раскрутил на поцелуй.

- Саш, ну не надо… люди смотрят…

Фраза была кодовой: парень мигом забыл о моих губах и закрутил головой. На нас смотрели, но без особого интереса. Целуется какая-то парочка, что здесь такого? На то он и вокзал, чтобы рыдать и целоваться. Однако Погодин присмирел и улыбнулся как-то неловко.

- Смотри, Верка, чтоб без кренделей! Узнаю, что тамошним папуасам глазки строила…

Словно из-под земли выросла проводница, заставив нас отпрянуть друг от друга.

- Молодые люди, вы на часы смотрите? До отхода минута!

Я спешно забралась в вагон, отыскала свое место и открыла окно, чтобы еще раз взглянуть на Сашку. Он запомнился мне именно таким, каким был в тот день, на жарком перроне Казанского вокзала. Взлохмаченный парень с широкой улыбкой и большими грустными глазами. Ни у кого из моих знакомых не было и не будет таких глаз: сапфирово-синие, они могли менять цвет в зависимости от освещения. Его вечно спрашивали, где можно купить такие линзы и сколько это будет стоить. «Блатные, наверное, вон какие синие. Хочу-хочу-хочу! Шу-у-урик, а фиолетовые сделать можно?»

Я буду скучать, Сашка, мой милый друг и будущий муж.

- Вера-а! - крик Погодина тонул в лязге-свисте. Поезд дернулся в первый раз и замер. - Ты только дожди-и-и-ись!

- Дождусь! Обязательно дождусь!

- Я люблю тебя, Верка-а-а!

Поезд вновь дернулся и, смирившись с неизбежным, тронулся в путь, постепенно набирая ход. Какое-то время была видна платформа, но вскоре исчезла и она. Через четырнадцать часов я буду дома.

***

В плацкартном вагоне было жарко, как в сауне. Я рискнула приоткрыть окно, но появилась проводница с явной склонностью к экстрасенсорике и безжалостно его захлопнула.

- Сломано, - отрезала она. – Руками не трогать!

Пришлось довольствоваться редкими походами в тамбур и противной теплой минералкой.

Единственная соседка, бабуля в цветастом платочке, умудрялась прихлебывать горячий чай и не морщиться. Я с легким недоумением взирала на этот мазохизм и предложила бабуле пирожок. Та приняла угощение, одарив меня слипшимися апельсиновыми карамельками, попробовать которые я так и не решилась. Попыталась вызвать соседку на разговор, но она отвечала односложно, потом начала зевать и, в конце концов, перебралась на верхнюю полку. Через пару минут оттуда донеслось характерное похрапывание. Похоже, бабулю здорово укачало.

Ближе к восьми заглянул татуированный детина – косая сажень в плечах, – и густым басом поинтересовался, есть ли тут свободные места. Я робко пискнула, что нету. Качок занимал собой весь проход и на культурное общение не настраивал. Окажись поблизости моя сестра Анечка, она бы непременно высказалась в духе: «рожают же мамы таких маньяков!» Перспектива делить с ним пространство, честно говоря, пугала.

- А вот брехать мне не надо, - посоветовала жертва акселерации, с грацией экскаватора занимая нижнюю полку и забрасывая ноги на столик. - Дофига тут мест, только ты и карга старая.

- Зачем спрашивал тогда? – огрызнулась я, косясь на солдатские ботинки рекордных размеров. Он в курсе, что обувь положено чистить?

- Из вежливости! – осклабился парень и загоготал. Звук был такой, будто кто-то лупил ладонью по дну пустой бочки.

Да, культура на лицо! В заметном избытке.

- Валенки убери, вежливый наш, - первичный страх прошел, осталось лишь навязчивое желание заехать ему чем-нибудь тяжелым.

- А то чо? Врежешь мне? – гоготал мистер Мускул. – Га-га-га!

- Не шевельну и пальцем, - с достоинством ответила я, - просто позову проводника, и тебя вышвырнут отсюда, чтобы впредь занимал места согласно купленным билетам. Ответ понятен, или предлагаешь заменить сложноподчиненные предложения односоставными, уменьшив при этом количество второстепенных членов? Могу также опустить союзы и предлоги, мне не трудно.

На плоском, как блин, лице детины отразилась тень мыслительного процесса.

- Ты чо, заученная что ли? Ботаничка? – подозрительно спросил он, шевеля бровями, и на всякий случай отодвинулся подальше.

- Позволь уточнить, что имелось в виду под «ботаничкой»? Профессиональная увлеченность представителями царства Растений или же критический отзыв о моей персоне, унижающий достоинство личности и дающий резко негативную оценку внутреннего мира собеседника? – коварно уточнила я, ставя себе «плюс» за выдержку.

- Не, точно больная, - пробормотал парень, но убраться восвояси не спешил.

- Если ты подразумевал состояние моего физического и душевного здоровья, то глубоко заблуждаешься. Очень глубоко. При прохождении планового обследования заметных отклонений от нормы не выявлено, а посему я признана вменяемой и в социальном плане неопасной. И вообще, - решила добить неуча. Сам напросился, - с точки зрения банальной эрудиции, не всякий человеческий индивидуум способен лояльно реагировать на все тенденции потенциального действия! Советую обдумать данный факт и сделать соответствующие выводы.

Татуированный взвыл: не ожидал он такой тирады от хлипкой на вид девчонки. Это я еще не старалась. Раз уж язык – единственное женское оружие, не считая скалок и сковородок, его заточка – отнюдь не прихоть, а шанс выжить в жестоком мире мужчин вроде этого. Если серьезно, случиться может всякое, и ответить надо уметь. Любимые книги в помощь! Я человек тихий, застенчивый, хамить не умею, но когда меня разозлят…

- Кажется, дама непрозрачно намекнула, что ваше общество ей неприятно, - раздался вдруг приятный баритон. - Или вы хотите продолжить обсуждение семантической разницы между внутренним миром и потенциальным действием?

Перед нами стоял, опираясь рукой на тонкую стенку-перегородку, тот самый мужчина с рюкзаком, которого я приметила на платформе.

Мускул замотал головой.

- Тогда, будьте так любезны, освободите пространство от вашего астрального и материального присутствия, живо!

Что-то подсказало жертве акселерации: спорить не стоит. Обиженно ворча (мне даже стало его жалко), парень поспешил ретироваться. Мой спаситель, взглядом испросив разрешения, опустился на свободное место.

- Спасибо, – благодарно улыбнулась я, - не надеялась от него избавиться.