Эта история, вообще, дивная иллюстрация к божественному стилю руководства! Господь, видите ли, вспомнил (!), что амаликитяне плохо поступили с народом Израиля, когда тот выходил из Египта (400 лет назад), и велел Саулу «предать смерти всех: и мужчин, и женщин, и детей, и младенцев…».
Совсем других людей, спустя четыреста лет! С детьми и младенцами! Старый склеротик, что он курил в этот день? Что за филиал общества «Память»?
В списке на массовое уничтожение были, разумеется, и ослы с верблюдами, но этих жаль меньше, чем детей.
Предшественник маршала Жукова, Господь был первым, кто исходил из того, что бабы нарожают других, и с детьми вообще не церемонился. Сорок два мальчика, сухо сообщает Второзаконие, были разодраны медведицами за то, что дразнили «плешивым» пророка Елисея…
Не крутовато ли?
По Господу, в самый раз.
Вы скажете: сказка. Да и откуда вдруг медведи в Иерусалиме?
Разумеется, сказка! Страшилка. Но, как и другие библейские эпизоды такого рода, страшилка ясной педагогической направленности! Демонстрация жестокости, предвестник Аппиевой дороги, Козельска и площади Тяньаньмэнь: склонись перед безжалостной силой — или будешь уничтожен!
Да уж. Показательное вырезание семьями, поколениями и племенами — крепкий довод за любую идеологию…
Кстати: вы будете смеяться, но в Ветхом Завете нет ни слова про ад. Никакого Босха. За ослушание Господа обещаны во Второзаконии, безо всякой мистики, вещи вполне практические — от многочисленных проблем с медициной до ужасов оккупации и каннибализма. Большой ассортимент пыток, унижений и летальных исходов, на несколько страниц убористым шрифтом…
Тут-то и становится понятно, с кого брал пример тот португальский идиот-миссионер, вешавший язычников: шел по стопам бога! Так сказать, находился в русле тренда.
В Коране, правда, ад и рай описаны уже довольно детально. Причем исламский рай, как легко заметить, — рай прежде всего сексуальный. Ветеран московского общества по изучению камасутры, герой моего повествования очень опечален тем обстоятельством, что ему явно не светит посмертное общество семидесяти двух гурий…
— Мы оба попадем в ад, и я, и Саддам Хусейн, — сообщает Али. — Он — за то, что убил сотни тысяч мусульман; я — за то, что не молился пять раз в день…
Али не уверен, что такой расклад справедлив, но никакой надежды на апелляцию у него нет: это у вас, говорит, четыре евангелиста, толпы раввинов и до фига пророков, а Коран диктовал Магомету непосредственно Аллах, тут ошибки быть не может!
— Может, проскочим? — спрашиваю.
— Не проскочим, — отвечает Али, и мы заказываем еще по кофе. И Али продолжает размышление о текстах, заведомо «священных» для человечества.
И вот что думает про это родственник пророка.
Что ветхозаветные книги были написаны, когда человечество пребывало в младенческом состоянии и только начинало осознавать себя. Что тонны повелений и запретов успели окаменеть во времена, когда убийство «чужого» было нормой, а массовое убийство — доблестью.
Что все это отразилось в компилятивной этике Ветхого Завета, где на несколько базовых запретов и великих текстов, уровня книг Иова или Экклезиаста, приходятся горы ксенофобии, регламентирующей ерунды или просто физиологического бреда, вроде «священной» проповеди о том, что мужчина с раздавленными яичками не попадет в Царство Божие. («Где Царство Божие, а где гениталии?» — интересуется Али…)
Христианство, осознавшее наше единство вне этносов и иерархий, сделало второй огромный шаг вперед, но и это было только началом пути к единственной по-настоящему человеческой религии — гуманизму!
Только началом.
Ибо, почти позабыв Аристотеля, человечество еще много веков не знало ни Монтеня, ни Дидро, и жрецы продолжали удерживать паству страхом неотвратимого наказания…
Может быть (добавлю уже от себя), в свою начальную пору человечество и заслуживало обращения с собой, как с собакой Павлова, — но при чем тут мы, сегодняшние?
А кроме того, Али убежден, что в некоторых случаях размер все-таки имеет значение.
Например, размер бога. В донаучные времена он был огромен, но все-таки каких-то понятных размеров! С Моисеем, например, Господь говорил «лицом к лицу, как человек с человеком», а в амореев, во время их битвы с любезными его сердцу израильтянами, лично бросал с неба огромные камни. Бог был сопоставим с горой, лесом, морем. Насылавший потоп, пожар или саранчу, он был хоть как-то представим…