Поэтому, казалось, Мальковский был привязан к своей типографии больше, чем к женщинам. Она, по крайней мере, не скандалила и не била посуду, которой в доме и без того было мало. Особенно мало её стало после ухода бывшей жены, которая любила в порыве гнева замахнуться какой-нибудь кружкой на бедного Дональда, никак не реагировавшего на подобные спектакли. Так Розочка и ушла от него, когда поняла, что посуду бить бесполезно, да и уже почти ничего не осталось. А бить своего высокого мужа было вовсе бессмысленно и неразумно.
— Ну, вот что ты за гигантище? — часто ворчала она. — Сам еврей, а ростом с викинга. Да и нравом совсем не еврейским выдался, вон какой неудачник, концы с концами свести не можешь. Если бы все такими были, как ты, одной манной небесной бы и питались.
Да, Мальковский внешне был весьма нетипичным евреем. Рост под метр девяносто, волосы светлые, глаза голубые — одним словом, когда он появился на свет, родители испугались, что их ребёнка подменили в роддоме. С самого детства он проявлял щедрость по отношению к окружающим: идёт со школы с бутербродом в руках — проголодался после пяти уроков — и видит: на скамейке сидит бездомный в ободранных штанах и с протянутой рукой, сразу ему и кладёт в неё свой хлеб с колбасой. А если дело касалось контрольных, то его тетрадь по литературе, к которой он всегда испытывал интерес, сразу отправлялась кочевать по всему классу — не дай бог, кто-то из-за плохой оценки тумаков дома получит. К тому же Дональд пошёл против своей природы не только внешне, но и внутренне. Он был настолько непредприимчивым ребёнком, что обескураживал своих обеспокоенных родителей. Но, несмотря на этот неутешительный факт, благородная чета Мальковских верила, что с годами семейная кровь в жилах единственного сына забурлит по-настоящему.
В это верила и молоденькая Роза Хельцберг. Будучи весьма расточительной особой, она быстро положила глаз на привлекательного и в первые годы существования типографии ещё преуспевающего бизнесмена. Но когда через пять лет дела Дональда резко пошли на «нет», женщина поняла, что с мужем-неудачником коротать свою молодость бессмысленно. Будучи статной, видной еврейкой, она считала ниже своего достоинства жить на совсем незначительные доходы мужа, умещавшиеся в ладони одной руки — маленькой ладони еврейского ребёнка, который у них так и не появился. Дональд не стал возражать и после развода почувствовал весомое облегчение и существенное сокращение расходов.
Но, несмотря на этот значительный плюс, доходы его не прибавились. Так он прослыл среди родственников белой вороной, потому что дед, отец, все дяди и двоюродные братья Дональда, обладавшие деловой жилкой и железной хваткой, уже давно преуспели в бизнесе.
А вот Мальковский был не у дел. Цены в своей типографии Дональд устанавливал совсем не рыночные, а почти как по себестоимости, делая лишь небольшую наценку на материалы. Поэтому его дела так и не шли в гору.
Думая обо всём этом, бедный еврей широко улыбнулся. «Ну что ж, а теперь настало время поработать», — подумал он, встал со стула, быстро оделся и вышел из дома.
Мальковский и журналисты
Путь до типографии был недолгим, а если его сопровождал толстый пёс по кличке Барон, которого Дональд по обыкновению угощал половинкой сосиски, идти было и вовсе в радость. Особенно в такую хорошую погоду, как сегодня: лето в самом разгаре, солнце припекало, окрашивая всё вокруг апельсиновым цветом, а высокие деревья преданно защищали жителей города, своими кронами создавая приятную тень. Воздух свежий, настроение прекрасное, а отсутствие звонких монет в кармане — абсолютно не заметно. Ведь когда у тебя есть высокая цель, вырисовывающая перед Дональдом в образе любимой типографии, то любые невзгоды по плечу, а испытания — в радость. Ведь именно трудности делают нас сильнее, не так ли?
По крайне мере, так полагал мистер Мальковский, с довольной улыбкой шагая по улице. Но у входа в типографию его ждала не только толстая кошка, которая каждое утро получала из рук еврея оставшуюся с завтрака вторую половину сосиски, но и незваные гости.
— Это шо за сицилийский огурец такой? — подходя ближе, спросил Мальковский.
— Мы не сицилийские огурцы, сэр, — ответил высокий мужчина в кепке и с микрофоном в руке, — мы репортёры, — продолжил он с весьма деловым выражением лица. — Наша новостная программа снимает сюжеты о честных бедных людях города. Мы знаем, что вы именно такой человек, очень честный и добропорядочный. Поэтому хотим взять у вас интервью.