– Петербург – один из красивейших городов Европы! – возмутилась Машенька, забыв о своей роли обвинителя. – Я там была, могу подтвердить! В смысле, в Европе!
Иван Данилович покивал.
– Поймите меня правильно. Наш Петербург – это типичный город-утопия. Одна из немногих утопий, воплощенных на земле. Он воплотил в себе саму суть идеологических исканий Петра. Вопрос в том, что представляет собой личность царя Петра, с чего мы и начали наш урок. В зависимости от этого Петербург – либо зримое выражение петровского гения, воплощение его заветных мечтаний… либо, как считают многие, его патологическая галлюцинация.
Учитель прошел к доске, взял мелок и расчертил доску на две половины. Класс тут же притих и начал срисовывать.
– Давайте попробуем проанализировать, насколько оправдано возникновение нашего города на этом месте в это время. Географически… – Учитель нарисовал цифру «один».
– О том, что выгодное географическое положение нашего города – это главная причина его возникновения, мы уже говорили. Теперь еще момент. Мы уже упомянули о том, что город был основан на землях, в то время принадлежавших Швеции. Но ведь до Петербурга здесь что-то было? Завьялов?
– Ничего.
– Как, совсем?
– Ну, может, какие-нибудь чухонцы.
Иван Данилович вздохнул.
– Спасский погост Водской пятины Новгородской земли, которая отошла по Столбовскому миру к Швеции и стала называться Ингерманландией. Что это значит?
Никто не ответил. Учитель скептически скривил губы.
– Это материал прошлого года, и вы, разумеется, все забыли. Это означает, что Петр вернул России ее исконные земли. Так? Замечательно – в эту графу ставим плюсик. Далее, – учитель написал «двойку». – Климатически…
Все издали дружный гул отвращения.
– Безусловно, ставим минус. В Петербурге объективно худший климат в Европе. Сырая зима, холодное лето, мало солнечных дней, много осадков – и становится все больше по мере глобального потепления. Кроме того – наводнения. При ветре со стороны Финского залива вода в Неве поднималась прежде на высоту до четырех метров и более. Самое опустошительное наводнение описано в известной вам поэме «Медный всадник»…
Лешка давно уже сидел, вернее, полулежал за партой и, зевая, смотрел, как за окном заканчивается, едва начавшись, короткий ноябрьский день. «Как это угораздило меня родиться в такой гнусной местности?» – подумал он.
– …Экономически, – доносились до него слова учителя. – Тут нельзя сказать однозначно. С одной стороны, Петербург задумывался – и реализовался – как крупнейший экономический центр страны. Но какой ценой? Не будем забывать, что при Петре население страны значительно сократилось, и не в последнюю очередь из-за строительства Петербурга. Все мы слышали выражение «город, стоящий на костях»… Колоссальное жертвоприношение государственности… Что? Знак вопроса? Или все-таки плюсик? Теперь рассмотрим политически…
Убаюканный голосом учителя, Лешка чуть на самом деле не задремал. Разбудил его звук собственного имени.
– А теперь Алексей Завьялов подведет итоги по нашей таблице.
Лешка медленно встал, зевнул и тупо уставился на исчирканную доску, усеянную какими-то значками, плюсами и минусами.
– Я весь внимание, – супервежливо произнес Учитель.
«Разозлился, – по его тону понял Лешка. – Сейчас „пару" вкатает».
Славка, сосед по парте, раскрыл на коленях учебник и начал что-то шептать.
– Основание Петербурга… послужило отправной точкой… – неуверенно повторил за ним Лешка.
Иван Данилович подошел и отобрал учебник.
– Меня не интересует мнение автора учебника по этому поводу, – ледяным голосом произнес он. – Меня интересуют ваши выводы. Я хочу, чтобы мои ученики научились думать самостоятельно! А не повторяли, как попугаи, то, что для них сочиняют более умные люди!
«Иными словами, я дурак», – мысленно перевел Лешка.
В классе подобострастно захихикали. Лешка разозлился. Ах, историк хочет услышать его собственные соображения? Ладно, он их услышит!
– Все не так, – громко заявил Лешка. – Вы хотите, чтобы мы, с вашими подсказками и наводящими вопросами, самостоятельно приходили к задуманным вами выводам. И считали, как дураки, что додумались до этого сами. Думаете, у меня не хватает ума это заметить? Это такое же манипулирование сознанием, как реклама!
В классе воцарилась ошеломленная тишина. Иван Данилович воззрился на Лешу, как на заговорившую парту.
– Может быть, тогда вы изложите свою независимую, самостоятельную точку зрения по заданному мной вопросу? – вкрадчиво спросил он.
– Легко! – Лешка оглянулся по сторонам, убедился, что его внимательно слушают, и начал:
– Вы хотите, чтобы я сказал что-нибудь в таком духе – конечно, в основании Петербурга были свои позитивные и свои негативные стороны, и, – он процитировал любимую фразу учителя, – «истина лежит как всегда, где-то посредине»! А я вам скажу, как на самом деле.
– Извольте.
– Вся эта таблица – пустой треп! Для государства выгодно все, что делает его сильнее и богаче. Значит, все Петровские реформы, в том числе и основание Петербурга, надо анализировать именно с этой точки зрения!
– Государственное благо – это абстракция, – заметил учитель. – В отличие от общественного блага. Ибо общество – это совокупность конкретных людей. Меня, вас…
– Ничего подобного!
– Как это? – Иван Данилович поднял брови домиком.
– Государство и народ – это одно и то же!
– М-да? Ну-ка, дайте мне определение государства.
– Государство – это страна, в которой живет народ, – не моргнув глазом, заявил Лешка.
В классе снова захихикали. Учитель презрительно улыбнулся.
– За такое определение я бы поставил вам «два», будь вы даже первоклассником.
– А что я не так сказал? – возмутился Лешка. – Если страна сильная и богатая, то и людям в ней хорошо. Поэтому благо государства и общества – это одно и то же.
Историк задумался, но в итоге одобрительно кивнул.
– Вижу попытки мыслить логически. Продолжайте, это интересно.
– Следовательно, – продолжал окрыленный Лешка, – с точки зрения блага государства Петербург основывать было надо. Конечно, без отдельных жертв было не обойтись. Но при строительстве империй жертвы не имеют значения!
Вообще-то, он сам так не считал. Точнее, никогда прежде об этом не думал. Что-то похожее однажды высказывал папа. И Лешка не видел, почему бы ему не выдать папины идеи за свои. Кроме того, как-то так случалось, что в итоге папа почти всегда оказывался прав.
– По приказу императора Цинь Шихуана, первого объединителя древнего Китая, было начато возведение Великой Китайской стены, чтобы защититься от набегов варваров-кочевников с севера. Каждые сто шагов в стену замуровывали человека, – сказал учитель. – Это считалось строительной жертвой, чтобы боги хранили стену и, соответственно, империю. Вы полагаете, это тоже правильно?
– Так стена-то до сих пор стоит, – подумав, выдал Лешка под одобрительные смешки приятелей. – Даже из космоса видна. Значит, подействовало.
– А как насчет гитлеровской Германии? – не отставал историк. – Гитлер ведь тоже строил империю…
– Да я же не призываю – давайте всех мочить! – защищался Лешка. – Просто это жизнь. Вот вы спрашиваете – было ли основание Петербурга благом для государства? А, между прочим, для тех, кто управляет государством, отдельные люди вообще не имеют значения. И это, к сожалению, норма жизни!
– Вы так думаете? – сухо спросил учитель.
– Я знаю, – буркнул Лешка. – Что я, сам не вижу, что ли?
На самом деле это тоже говорил папа. Папа любил покомментировать то, что видел в новостях. Выглядело это так, что, только дайте папе абсолютную власть да один день, как он тут же наведет в стране порядок. А за два дня – так и во всем мире. Иван Данилович помрачнел. Он явно собирался продолжить дискуссию, но тут в коридоре затрещал звонок. Все тут же загалдели и начали шумно собираться на выход.