Лицо Мефи впервые за вечер осветила улыбка удовлетворения. Достав из кармана пиджака крепкую сигару, он с удовольствием ее раскурил. Порадовавшись этому, — сигары мой друг курил, лишь находясь в добром настроении, — я задал ожидаемый им вопрос:
— И какой же ход он сделает?
— Он создаст меня. Создаст и попросит стать его соперником. Просьба эта, конечно, будет излишней, потому что, как ты понимаешь, я получусь таким, каким он задумает.
— Вредным?
— В переносном смысле. Например, в Страсбурге я нашел, то есть найду…
— Я понял, что все это будет, и потому употребляй времена, как тебе удобнее, — попросил я.
— Хорошо. В общем, в Страсбурге я нашел мужчину и женщину — несомненно, они были созданы друг для друга. Представь, она замужем за преуспевающим но престарелым кожевенником, и воспитывает слепо-глухонемую дочь. Он - суконщик, женат на бесплодной дочери суконщика. Их, конечно же, поженили родители. И вот, я свел их…
— Конечно же, в храме.
— А где же еще? Можно было столкнуть их на рынке, но они до того подходили друг другу, что я решил быть романтичным, и они столкнулись в дверях храма. Глаза их встретились, одинаковые фантазии пронзили их воображение. Она увидела себя Евой, единственной на свете женщиной, он — Адамом единственным на свете мужчиной. Они явственно увидели Бога, только что создавшего их друг для друга, услышали, как он, более чем удовлетворенно, потер руки:
— Хорошо!
Конечно же, они выразили свои чувства лишь порозовевшими щеками. И разошлись. Вечером, молясь, она чувствует, что согласна гореть в аду вечность, гореть за единственный день, за единственный час, проведенный в образе Евы в раю, в раю населенном одним им, единственным ее Адамом. И тут эффектно появляюсь я. В образе прекрасного суконщика. Она, естественно падает в обморок…
— Завидую тебе. Такие картинки – замечательное лекарство от скуки.
— Это правда. Деятельность моя бывает весьма занятной, ибо режиссеры всех времен и народов, не имели и тысячной доли того, что всегда имеется в моем распоряжении. Но… — глаза его остановились, — если бы ты знал, чем мне пришлось заниматься перед визитом к тебе, ты бы…
Не договорив, он перевел взгляд в прихожую. Посмотрев в том же направлении, я увидел, что из замочной скважины в мою квартиру течет густая, малинового цвета, кровь.
— Образно, — похвалил я. — Так что там было дальше с нашей прекрасной супруги кожевника?
— Очнувшись, она увидела меня. Я сидел в кресле в любимой своей белой тройке и доброжелательно смотрел на женщину. Кстати, прекрасной ее, конечно, можно было назвать, но, положив руку на сердце, это мог сделать лишь один человек во всем свете…
— Суконщик?
— Да.
— Ну и как ты обработал эту Еву?
— Просто. Во-первых, представившись, я объяснил, что болезненность адских мук значительно в миру преувеличена.
— То есть?
— Ну, вечно жариться на сковородке не так больно, как единую минуту – привыкаешь. Да и при наличии отсутствия смерти, как окончательной потери, боль от ожогов, в том числе, и четвертой степени, воспринимается не так драматически.
— Это в самом деле так?
— Да, конечно!
— Извини, я все время перебиваю тебя.
— Ничего страшного. После того, как я убедил Еву, что адские муки воспринимаются мучениками ничуть не острее земного косоглазия, она стала смотреть на меня, как на мужчину, и в целях самообороны мне пришлось призвать тень Адама. Конечно же, щечки Евы сразу же запылали. Когда Адам, повздыхав, ушел, по всей видимости, к законной супруге, я предложил кожевнице подписать контракт, в котором ей предоставлялась возможность двенадцать дней провести с Адамом в трех-звездной хижине в Анталии. Взамен она наказывалась:
(а) тысячей лет Ада с возможной заменой срока высылкой в холодный космос после ста лет мучений;
(б) ранним климаксом;
(в) возвращением семидесятипятилетнему супругу полноценной мужской потенции.
Когда женщина подписывала контракт, в комнату вошла слепо-глухонемая ее дочь, прозрачная девочка лет семи…
- Все, хватит, - выставил я ладонь.
- Почему же?
- Боюсь возненавидеть тебя...
- Ну и зря. Я ведь вылечил ее.
- И сделал помощницей?
- Слушай, давай действительно переменим тему. Хочешь расскажу тебе о Екатерине Медичи? Обхохочешься!
- Валяй, - стал я разливать коньяк, как всегда отменный.
- Ну, слушай. Екатерина была бесплодной и долго лечилась у всевозможных магов и прочих шарлатанов. Она пила мочу мула, носила навоз коровы и оленьи рога на лобке. Последний тип терапии бесплодия прописал ей Нострадамус. И надо же, рога помогли, Екатерина Медичи забеременела и родила Франциска II.
- Это можно прочитать в каждой энциклопедии, - зевнул я.
- На самом же деле Нострадамус тут не причем. Это я в залетные дни приносил ей в склянке сперму здоровенного зеленщика, сперму с требуемым резусом и группой...
- Представляю, как ты отсыпал ему луидоров, посмотрев пузырек на просвет и спрятав в карман! - захохотал я, и вечер пошел отменно.