Разве он не уснул, как только улегся? Окно было открыто, и его внимание привлек какой-то шум. Наконец он понял: это шелестели листвой деревья на площади.
Запахи, доносившиеся снизу, пожалуй, могли вызвать в его памяти небольшой бар в Канне, который содержала толстая женщина. Когда-то Мегрэ вел там расследование и часами лениво просиживал в этом баре.
Но сейчас в его комнате запах был какой-то совсем непонятный. Интересно, чем тут набивают матрацы? Может быть, как в Бретани, морскими водорослями, которые пахнут йодом? Впрочем, в этой кровати лежало до него немало людей. Ему даже почудилось, что в комнате попахивает кремом, которым женщины натираются для загара.
Он тяжело перевернулся на другой бок. Кажется, в десятый раз. Кто-то опять открыл дверь, вышел в коридор и направился к уборной. В этом не было ничего особенного, но Мегрэ невольно подумал, что туда ходит гораздо больше людей, чем проживает в отеле. И он принялся перебирать в памяти обитателей «Ковчега». Поль с женой спали над его комнатой, в мансарде, куда вела особая лестница. Интересно, где спит Жожо? Во всяком случае, не на втором этаже.
И у нее был какой-то свой, особенный запах, то ли от напомаженных волос, то ли от тела и одежды. Какой-то неясный и пряный. Этот запах отвлекал Мегрэ, когда он слушал, что говорит ему девушка.
Еще один повод для мсье Пайка подумать, что он с ним недостаточно откровенен. После обеда комиссар поднялся на минутку к себе в номер — вымыть руки и почистить зубы. Дверь оставалась открытой, и он даже не услышал, как на пороге бесшумно появилась Жожо. Сколько ей могло быть лет? Шестнадцать? Двадцать? Во взгляде ее читались одновременно и восхищение, и страх, как у девчонок, которые обивают пороги театров, выклянчивая у актеров автографы. Мегрэ произвел на нее впечатление. Как же! Ведь и он был знаменитостью.
— Ну что, милая, вы хотите мне что-нибудь сказать?
Она закрыла за собой дверь, и это ему не понравилось. Никогда не знаешь, что могут подумать люди. К тому же Мегрэ не забывал, что в доме находится англичанин.
— Я насчет Марселена, — сказала она, краснея. — Однажды он говорил со мной. Это было днем. Марселен тогда так много выпил, что остался отдыхать после обеда тут же на скамейке в кафе.
Вот оно что! Войдя днем в кафе, когда там было пусто, Мегрэ обратил внимание на человека, который дремал на скамейке, прикрыв голову газетой. Должно быть, прохладный уголок. И все-таки странный дом! Что же касается запаха…
— Я подумала, что это может вам пригодиться. Марселен мне сказал, что, если бы захотел, мог бы иметь вот такую кучу.
— Кучу чего?
— Ну, ясное дело, банковских билетов.
— Давно это было?
— Кажется, дня за два до того, как это случилось.
— Был тогда кто-нибудь в кафе?
— Нет, никого. Я как раз мыла прилавок.
— Вы об этом кому-нибудь говорили?
— Кажется, нет.
— Больше он ничего не сказал?
— Нет. Только добавил: «Что бы я с ними делал, крошка Жожо? Ведь здесь и так хорошо».
— Он никогда за вами не ухаживал, не делал никаких предложений?
— Нет.
— А другие?
— Почти все.
— А когда здесь бывала Жинетта, — она ведь приезжает почти каждый месяц, — Марселен когда-нибудь поднимался к ней в комнату?
— Что вы! Конечно нет. Он обходился с ней очень почтительно.
— Можно с вами, Жожо, говорить, как со взрослой?
— Конечно, мне уже девятнадцать.
— Ладно. Так вот: были у Марселена какие-нибудь связи с женщинами?
— Конечно.
— На острове?
— Во-первых, с Ниной. Это моя двоюродная сестра. Она занимается любовью с кем попало. Видно, ничего с собой поделать не может.
— У него в лодке?
— Где придется. Потом со вдовой Ламбер, которая содержит кафе по ту сторону площади. Ему случалось проводить у нее ночь. Бывало, наловит морских окуней и тащит к ней. Думаю, что раз Марселен мертв, я могу сказать: он глушил рыбу динамитом.
— Вопрос о его женитьбе на вдове Ламбер не вставал?
— Сдается мне, ей не больно-то хотелось второй раз замуж.
И Жожо улыбкой дала понять, что вдова Ламбер особа не из заурядных.
— Это все, Жожо?
— Да. А теперь мне лучше уйти.
Жинетта тоже не спала. Она лежала в соседней комнате, по другую сторону перегородки, и Мегрэ казалось, что он слышит ее дыхание. Ворочаясь, он постоянно задевал локтем стенку, а Жинетта, должно быть, всякий раз вздрагивала от этого.