— А он этого не хочет?
— В конце концов, он со всеми перессорился, да еще увез девушку из почтенного бельгийского семейства.
— Это я знаю.
— Так вот, когда де Грееф приехал в Париж, он устроил выставку своих работ в маленьком зале на улице Сены. Продать ничего не удалось, и в день закрытия выставки голландец сжег все свои полотна. Некоторые уверяют, что у него на лодке происходили настоящие оргии. Он иллюстрировал эротические книжки, которые продают из-под полы. На это он, главным образом, и жил. Вот и все, патрон. Теперь я сижу у телефона и дожидаюсь звонка из Остенде. У вас там все в порядке?
Через стекло кабины мсье Пайк показал Мегрэ часы. На них было ровно пять, и англичанин удалился по направлению к вилле майора.
Комиссар сразу повеселел; ему даже показалось, что у него начинается отпуск.
— Ты передал мои поздравления Жанвье? Позвони моей жене и попроси, пожалуйста, от моего имени, чтобы она навестила его жену и отнесла ей подарок или цветы. Только, ради Бога, не серебряный стаканчик.
Он опять остался наедине с Аглаей, отделенный от нее только решетчатой перегородкой. Девушка явно веселилась. Нисколько не стесняясь, заявила:
— Интересно бы посмотреть какую-нибудь книжку с иллюстрациями де Греефа. Как вы думаете, они у него с собой, на лодке? — Затем, без всякого перехода, продолжала: — Забавно! Оказывается, ваша профессия намного легче, чем думают. Со всех сторон к вам стекаются сведения. Так вы считаете, что убил кто-то из них двоих?
На ее конторке стоял большой букет мимоз и мешочек с конфетами, который она протянула комиссару.
— Здесь у нас так редко что-нибудь случается! Что касается мсье Филиппа, то я забыла вам сказать: он много пишет. Я, конечно, писем его не читаю. Он бросает их в ящик, но я узнаю его почерк и чернила. Не знаю почему, но он пользуется только зелеными чернилами.
— Кому же он пишет?
— Имен не помню, но пишет он всегда в Париж. Время от времени отправляет письмо своей матери. Письма, которые он посылает в Париж, гораздо толще.
— А много корреспонденции он получает?
— Довольно много. А кроме того, журналы и газеты. Ежедневно для него приходит что-нибудь печатное.
— Ну а миссис Уилкокс?
— Она тоже много пишет: в Англию, на Капри, в Египет. Я особенно запомнила Египет, потому что позволила себе попросить у нее марки для моего племянника.
— Она куда-нибудь звонит по телефону?
— Звонила два или три раза из кабины и всегда заказывала Лондон. К сожалению, я не понимаю по-английски. — И добавила: — Я сейчас буду закрывать. Мне полагается закрыть, уже пять. Но если вы хотите остаться, чтобы ждать разговора…
— Какого разговора?
— А разве месье Люка не сказал, что он позвонит вам, как только получит сведения из Остенде?
Вероятно, она была не опасна, однако во избежание разговоров Мегрэ предпочел не оставаться с ней наедине. Аглая была удивительно любопытна. Например, она задала ему такой вопрос:
— А своей жене вы не будете звонить?
Мегрэ предупредил ее, что, если его вызовут по телефону, он будет на площади, недалеко от «Ковчега», и, покуривая трубку, спокойно спустился к тому месту, где разыгрывалась партия в шары. Теперь он мог вести себя совершенно непринужденно, ведь рядом не было мсье Пайка, который наблюдал за каждым его словом и жестом. Ему тоже очень хотелось поиграть в петанк, и он несколько раз задавал вопросы относительно правил игры.
Комиссар был очень удивлен, когда убедился, что зубной врач, которого все называли Леоном, оказался первоклассным игроком. Сделав вприпрыжку три шага, он попадал на расстоянии двадцати метров в шар противника, который откатывался вдаль, а сам он при этом принимал скромный вид, как будто считал этот подвиг чем-то совершенно естественным.
Комиссар зашел в кафе и застал Шарло у игрального автомата, в то время как его приятельница, сидя на банкетке, рассматривала иллюстрированный журнал.
— А где же ваш друг? — удивился Поль.
Для мсье Пайка это тоже, наверное, было чем-то вроде отпуска. Он находился в обществе соотечественника. Мог говорить на родном языке, употребляя выражения и остроты, понятные только бывшим ученикам одного и того же колледжа.
Предвидеть прибытие «Баклана» было нетрудно. Каждый раз наблюдалось одно и то же: на площади как будто возникало некое течение, устремлявшееся вниз, к морю. Проходили люди, все они направлялись к порту. Потом, когда катер подходил к причалу, наступал как бы отлив. Те же люди проходили в обратном направлении, а вместе с ними вновь прибывшие с чемоданами и пакетами.