Привычное майское воскресенье с извечно строгим расписанием.
В два часа пополудни в столовой, где пахнет сельдереем и телятиной с рисом появляется отец в сером рединготе и шляпе боливар. За ним следует мать в платье из сюра с плотным черным корсажем из испанской кожи.
Она бросает на меня суровый взгляд и перечисляет неизменные воскресные рекомендации:
— Надеюсь, ты с уважением отнесешься к сестрам Мари и Матильде Амбелис и не будешь досаждать господину Ипполиту просьбами рассказывать разные истории.
Из глубины кухни доносится возня нашей служанки Мели: она убирает кастрюли и сковородки, значит, она готова сопровождать нас в прогулке.
Яростный звон колокольчика взрывает сонную атмосферу дома, сообщая о прибытии сестер Амбелис и их брата Ипполита. Как и моя мамаша, они облачены в хрустящий шелк и затянуты в черный панцирь.
Мели подает черный кофе с сахаром и капелькой рома, который Ипполит пьет неразбавленным, шепнув мне на ухо очередную шуточку.
Пока вслух обсуждается маршрут нашей прогулки, моя сестра Эмма, наряженная в белое накрахмаленное платье, мелкими шажочками спускается по лестнице и после приветственных поцелуев, в которых особо усердствует господин Ипполит, выражает желание отправиться в Парк, чтобы послушать музыку Гидов.
Но, исходя из принципов воспитания, мои родители, поддержанные сестрами Амбелис и никогда не потворствующие сокровенным желаниям своих детей, решают, что все отправятся в пригород, где нас ждет скучная и мрачная прогулка.
Наши импозантные друзья вспоминают, что их тетушка, давно обратившаяся в прах, спит на жалком кладбище предместья и хотят отдать должное ее могиле.
— Потом полакомимся вафлями в «Чудесном Кабачке», — шепчет мне господин Ипполит, — и я тебе покажу место, где сорок лет назад мой дедушка встретился с призраком.
— Правильно, — провозглашает Мели, — напугайте этого юного дурачка, и этой ночью он всех переполошит, крича, что под его кроватью прячется зеленый человечек.
— Или белая-пребелая дама, — со смехом подхватывает господин Ипполит.
Большая белая дама… Предвестница события, которому я в тот момент не придал никакого значения.
Пропускаю скучные перипетия этого традиционного воскресенья, чтобы сразу перейти к вечеру, воспоминание о котором врезаны в мою память, словно твердым сверлом.
Вечер наступал под серым знаком скорой грозы, когда мы покидали ледяной кабачок, где нам подали кислое пиво и недожаренные вафли.
По небу, разгоняя стаи голубей, неслись низкие тучи с оранжевой бахромой.
— Погода сердится. Сократим путь, пройдя вдоль канатного канала, — решил отец, и наша процессия двинулась в следующем порядке:
Мой отец, господин Ипполит и моя сестра Эмма.
Моя мать и сестры Амбелис, раскачивающиеся, словно каравеллы, спешащие вернуться в порт приписки.
Мели с ужасающим отроком, каким был я.
Мы поспешно шли вдоль канала, где баржи ждали согласия шлюзовиков дать отмашку и избежать столкновений.
Вверх по течению задыхался буксир, а на окружном пути отчаянно свистел локомотив.
Вид окрестностей был угрюмым и жалким: крохотные зеленые и желтые огородики, с трудом выдерживающие напор сорняков: чертополоха, диких щавеля и овса.
Посреди этой безрадостной пустыни стояло несколько новых домиков, узких и розовых, похожих на ломти засохшего торта. Их дворики без какой-либо изгороди открывали прохожим нищету их обитателей.
Небо стало совсем черным, когда мы проходили мимо последнего из этих домиков. На плитах двора стояли баки для стирки, а на веревках под первыми порывами ветра билось мокрое белье.
Через открытую дверь виднелся уголок кухни с белеными известкой стенами и чадящей керосиновой плиткой.
Я расслышал сквозь вой ветра крик отца:
— Быстрее!.. Надо перейти мостик до грозы!
Мели сжала мою кисть и ускорила шаг. Я не поспевал за ней, и она влепила мне затрещину.
Я позволил тянуть себя, поскольку, повернув голову, я смотрел назад, где в дверях кухни появилась девочка.
Ей было пять или шесть лет, и она была толстой и грязной. У нее была громадная голова, бледная, как очищенная репа, по бокам которой висели жидкие волосы. У нее были оловянные пустые глаза, с ужасом уставившиеся на грозовое небо.
Она опустила наполненные ужасом глаза и глянула на меня.
Мели тянула меня за собой, как мертвый груз, и стена скрыла от меня девочку.
Но я продолжал смотреть назад.
Громадная бледная голова с опасливыми предосторожностями появилась вновь. Над стеной, за которой пряталась девочка, виднелись лишь жидкие волосы и испуганные глаза.