Он смотрит на меня и качает головой.
— Не извиняйся. Ты не должна извиняться ни перед кем, а передо мной тем более.
Глупо наверное, но я снова верю ему. Я цепляюсь за каждое его слово, как за спасательный круг, надеясь, что рядом с ним кошмары и тайны моего прошлого отступят и будут похоронены на задворках моего сознания.
Но ни все так просто, что-то внутри моей головы шепчет... все тайное, всегда становится явным... и я знаю, что если продолжу сближаться с Германом, мои неприглядные секреты выйдут на свет. И это разрушит все и навсегда.
Временно решаю покинуть общество парня, и провожу утро, изучая расписание занятий и собираю все необходимое. Я очень нервничаю перед началом занятий, но говорю себе, что ничего плохого не произойдет, это же не школа, это универ, здесь все будет по-другому. Я справлюсь.
Позже днем Герман вызвал мастера, чтобы починить дверь моей спальни, а я спряталась в подвале, свернувшись калачиком на диване и включив сериал. Я до сих пор не могу поверить, что он выбил дверь, чтобы добраться до меня. Никто никогда в принципе не приходил мне на помощь, а он пришел, да еще и таким образом.
По глупости я думаю, какой бы была моя жизнь, как бы я изменилась, если бы в ней всегда был кто-то вроде Германа.
— С дверью уже закончили, и мой отец уже едет домой. Он не сказал, где находится, но скоро будет здесь, — вздыхает Герман, опускаясь на диван рядом со мной.
Он выглядит, мягко говоря, расстроенным, и это заставляет меня задуматься, насколько напряженными являются его отношения с отцом. Как только эта мысль появляется в моем сознании, то у меня сразу возникает вопрос.
— Тебе нравится твой отец? — спрашиваю я, хотя и знаю, что не должна. — Это не мое дело и наверно мои отношения с отцом не лучше. Я здесь потому что обуза для него. Мой отец просто не знал, что со мной делать, и вот я здесь. Я здесь, потому что это самый простой вариант, папа устал иметь со мной дело.
— Когда как. Иногда, он бывает вполне сносным, особенно когда ему нужно, чтобы я что-то сделал. Но на этом все, он даже не похвалит меня и не скажет спасибо.
— А моему от меня даже ничего не нужно, он видит во мне только бремя.
— Ну, думаю, тогда очень хорошо, что мы появись друг у друга, верно же? — Он улыбается, но я не могу ответить ему тем же.
Только не с этим ноющим чувством в глубине моего разума, которое заставляет меня задаваться вопросом, действительно ли это так? Я так долго была одна, что даже не знаю, что делать с другом.
И к тому же, после той сцены с Викой, у меня такое чувство, что у Германа нет друзей-девушек, что отправляет меня к следующему вопросу, бушующему в моей голове?
Зачем? Зачем помогать истеричной, сломленной девушке?
Я уже собираюсь спросить его, почему он хочет помочь, думая о том, не является ли все это притворством, чем-то, на что его подговорил мой отец, когда до моих ушей доносится звук открывающейся входной двери. Он здесь. Мои мысли быстро сменяют друг друга, захлестывает паника. Оторопь заполняет мое тело. Должно быть, на моем лице проступает беспокойство, потому что Герман протягивает руку и кладет ее мне на колено, чтобы успокоить, и это действительно помогает, его прикосновение успокаивает, но оно делает и кое-что еще.
Оно дает мне тепло, которого я никогда не испытывала раньше, покалывание возникает в глубине моего живота, и я хочу прочувствовать это чувство, исследовать его.
Глава 11
— Ксюша, Герман.
Глубокий голос Виктора Павловича пробивается сквозь это тепло, возвращая меня в реальность сильным рывком.
— Все будет хорошо, — снова заверяет меня Герман и встает с дивана.
Так же он помогает подняться и мне, мы вместе идем рука об руку к лестнице. И снова тепло охватывает меня, пораждая одновременно любопытство и страх. Я все еще чувствую, как страх затаился под поверхностью, угрожая прорваться наружу, как волна цунами.
Мы быстро спускаемся по ступенькам, и когда достигаем фойе, я вижу отца Германа, который с нетерпеливым выражением на лице ждет нас. Я ничего не могу с собой поделать и как только мы достигаем низа, я зажмуриваюсь.