– Зачем?
– Я не знаю.
Почему-то Марина была уверена, что знает. Он так уверенно говорил. А она сама совершенно забыла про то, что Вероника видела покойника тем самым утром, когда, по мнению местной милиции, он пришел на берег прудика, да и свалился в воду.
«Вот тебе и «приключение». Эх ты! Забыть такую важную деталь! Даже не деталь, а целое обстоятельство. Ты забыла, а он все помнил!»
Отвернувшись, она стала смотреть в лес, даже здесь, в «цивилизованной части» санатория, стоявший сплошной стеной. Нет, все-таки она, видимо, не совсем «дитя мегаполиса», потому что лес завораживал ее.
Между желтыми и черными стволами, как будто вырезанными из цельных кусков янтаря, вдруг мелькнуло что-то большое, закачались кусты орешника, и следующее, такое же большое, прошло совсем рядом с первым. Марина схватила за руку Федора Тучкова.
– Что?!
– Смотрите! Смотрите, там!
– Что?
– Ну вон! Вы что, не видите?! Такое… громадное. И дальше еще одно!
Федор посмотрел в лес, а потом опять на нее. Профессорша держалась за него крепко, как за спасательный круг.
Опять, черт возьми! Что прикажете делать, уважаемый доктор наук? Ходить с вами за ручку, как в кино «Еще раз про любовь»?
– Федор, что там такое?
Он осторожно освободил руку. Она ничего не заметила – от страха.
– Там лошади. На территории конная база. Вадик с Галкой собирались кататься. Вы забыли?
То большое, что двигалось по лесу, выступило из стволов и в самом деле оказалось лошадью. Она была гладкая, шоколадная – или как надо говорить про лошадей? Гнедая? Длинный шелковый хвост, внимательные уши, трепетные бархатные ноздри, темные, очень красивые, совсем человеческие глаза…
На лошади сидел какой-то наездник в надвинутой кепочке, болтал ногами.
Лошадь выступала неторопливо, как будто наслаждалась прогулкой, а может, и в самом деле наслаждалась. Вторая, рыжая, шла следом, без седока, стремена болтались и цепляли за ветки. Марина смотрела, глаза у нее горели.
Федор вдруг удивился:
– Ты любишь лошадей?
– Не знаю. Я раньше видела их только в кино про Гражданскую войну. Как ты думаешь, может, мне потом… сходить? Покататься?
– Можно покататься, – согласился Федор. – Можно просто на конюшню зайти. Посмотреть на них поближе. Для первого раза.
– Нас не пустят, наверное.
– Пустят. Мы попросим, и нас пустят.
Марина проводила глазами удаляющиеся гордые спины.
– А у меня даже собаки никогда не было, – неожиданно пожаловалась она Федору Тучкову. Ей было очень жалко себя. – От собаки шерсти очень много. Гулять с ней надо, а у нас некому. Я, наверное, кошку заведу. Приеду и заведу. Я давно хочу кошку. Или собаку. Собаку, конечно, лучше, но у нас с ней некому будет гулять. А у вас есть?
– Кошка, собака или лошадь?
Марина улыбнулась:
– Ну хоть кто-нибудь.
– У меня нет. У родителей собака и кот. Кота мама нашла на помойке и принесла домой. Он года два отъедался и осознавал свое положение. Теперь хозяин дома.
– Как его зовут?
– Зайцев. Это фамилия.
– А имя?
– У него только фамилия. Не знаю почему. А собаку зовут Луи-Филипп.
– Красиво, – оценила Марина. – А у него какая фамилия?
– Тучков его фамилия, – буркнул Федор Федорович, – Луи-Филипп Тучков. Давай тут срежем, а то мы к обеду не доберемся.
Тропинка была узенькая и сразу как будто проваливалась в лес.
– Сколько же километров здесь территория?
– Да кто в этих местах когда считал километры?! Что, в России земли мало?
– Как это ты вспомнил, что Вероника видела его, когда утром выходила из своего номера, а он выходил из соседнего!
– Я не забывал.
– А может, она врет.
– Зачем?
– Чтобы отвести от себя подозрения.
– И навести их на номер, в котором ремонт? Вчера еще никому, кроме тебя, не было известно, что он не сам утонул, твой покойник. Вчера она вполне могла не стараться отвести от себя подозрения – ее никто и ни в чем не подозревал.
– Я не верю, что это Вероника.
Федор промолчал. Какая-то птаха вдруг вылетела из куста и стремительно взмыла в небо. Раздался короткий треск.
– Что это такое? – вполголоса спросила Марина и быстро оглянулась по сторонам. Хорошо хоть пруд совсем в другой части парка, до него далеко.
Нет, пожалуй, она все-таки «дитя мегаполиса». Лес ее пугает.
– Тс-с, – Федор Тучков приложил палец к губам. – Не шуми. Там… кто-то есть.
– Где?
Он кивнул в сторону кустов. Кругом были сплошные заросли, бурелом и янтарные стволы сосен, высоко-высоко вверху освещенные солнцем.
– Может, лошадь? Отбилась от стада?
Профессорша и докторша наук имела об образе жизни лошадей самое смутное представление.
Но Федор не слушал ее.
Он пригнулся, как будто что-то высматривая, шагнул в траву, оперся на руки. Марина стала дышать по крайней мере вдвое реже. В ушах зазвенело от напряжения. Федор на четвереньках неуклюже ополз вокруг куста. Проворно выпрямился и с шумом раздвинул ветки.
Там, за ветками, кто-то стоял. Марина увидела человеческую фигуру и пронзительно взвизгнула.
– Тихо!
– Мариночка, это же я! Не пугайтесь.
В кусте, между ветками, торчал Геннадий Иванович. Он был бледен и улыбался неуверенной улыбкой.
– Я вас напугал? Простите великодушно.
– Вылезайте, – приказал Федор.
Геннадий Иванович послушно выбрался из куста и сделал попытку отряхнуть брюки, утыканные зелеными хвостиками репьев. Репьи не отряхивались.
– Что вы там делали, Геннадий Иванович?!
– А я… гулял. Гулял в лесу. Нет ничего лучше, чем прогулка по лесу, верно, Федор Федорович?
– Как же там можно гулять? – неуверенно спросила Марина. – Там бурелом.
– Я люблю природу, – категорически заявил пришедший в себя Геннадий Иванович. – Я люблю гулять вдали от людей. Бурелом мне ничуть не мешает. Что наш с вами теннисный урок, Федор Федорович? Состоится?
Тучков Четвертый немедленно сделал сладкое лицо, которое Марина уже так хорошо знала.
– Ну, разумеется, если вы хотите, Геннадий Иванович.
– Очень хочу, Федор Федорович!
– И я, можно сказать, мечтаю.
Птицы, вспугнутые Марининым воплем, опять закричали на разные голоса. Васнецовский лес как будто ожил. Федор Федорович посмотрел на кусты и деревья, задрав прилизанную голову. Геннадий Иванович тоже посмотрел. И Марина следом за ними тоже взглянула.