– А раньше он никого не сбрасывал?
– Да чего ему сбрасывать-то? – закричала девчонка. – Он что, больной, что ли?! Он пять лет людей катает и никого не сбрасывал!
– Может, заболел?
– И не болел он!
– Тогда почему?
– Откуда я знаю! Не понравилось ему, может!
– А так… бывает?
– Как?
– Ну вот, чтобы не понравилось, и поэтому лошадь… сердится и нервничает.
– Ну, бывает, сердится, бывает, нервничает, но никогда он никого не сбрасывал! Да еще при мне! Он, знаете, как меня любит? Он для меня на все готов! Он же меня видел все время, он знал, что я рядом иду!
Марина быстро соображала.
– То есть так, чтобы ни с того ни с сего, взял и на дыбы, – так не бывает?
– У нас не бывает, – отрезала девчонка. – Может, где и бывает, а у нас хорошая конюшня, мы лошадей любим, и они нас любят, у нас тренеры самые хорошие, и конюхи тоже! Володька в прошлом году жеребенка домой забрал, потому что отопление выключили! Так он его на руках тащил! До самого дома! И спас! Он даже не заболел, жеребенок-то!
Значит, лошадь никто специально не пугал, она шла привычным маршрутом, каким ходит уже пять лет, и Зоя все время была в поле ее зрения, а это, оказывается, важно, и «конюшня у них хорошая», а Вадим упал и разбился насмерть. Девчонка говорит, что это невозможно – ну, почти невозможно!
Так-так…
– А Мальчика теперь ни за что не допустят людей катать, – печально сказала девчонка. – А он людей любит. Он без людей затоскует быстро, а меня разве кто послушает! Скажут, человека убил!
– Никто не скажет, – горячо возразила Марина. Ей жалко было девчонку и коня по имени Мальчик, которого подозревали в убийстве.
Девчонка только вздохнула печально, потушила сигарету о землю и далеко зашвырнула. Марина проводила окурок глазами.
– Пойду я. – Зоя поднялась и похлопала себя по джинсовым коленям, отряхнула как будто. – Поговорю с ним хоть, с Мальчиком-то, он ведь тоже переживает! Лошади, как люди, только еще лучше, потому что они подлостей не делают!
Марина проводила ее глазами, еще посидела, а потом пошла по краю обрыва.
Да. Что это за люди, которые делают подлости?
Павлик сказал про смерть Вадима – вот подлость какая!
Вадим что-то знал о той, первой смерти и собирался пойти в милицию. Но почему-то не пошел, а отправился «кататься на лошадке» и погиб. Совершенно случайно. Лошади не делают подлостей.
Будь на месте Марины полицейский капитан в выцветших и потертых джинсах, он непременно заподозрил бы во всем этом… умысел. Только какой? Какой?! Как можно заставить лошадь убить человека?
– Марина?
Она оглянулась так стремительно, что чуть не поехала с кручи вниз, засеменила ногами, охнула от боли и с размаху плюхнулась на попу, в кучу песка.
– Марина!
Юля немедленно и унизительно, как бабку, угодившую в лужу, стала тянуть Марину за руку, а встать у той никак не получалось, потому что ноги оказались почему-то выше головы, и так они ковырялись довольно долго.
– Хватит! – тяжело дыша, сказала наконец Марина. – Юля, хватит, отпустите меня!
– Я должна вам помочь! Вы же не можете встать!
– Юля, отпустите меня, кому я говорю! Я сама.
Юля посмотрела на Марину с сомнением. От жары и унизительного положения та была совершенно красная, лоб взмок, и, кажется, волосы на висках взмокли тоже.
Готовая в любую минуту подставить сильное плечико, Юля наблюдала, как Марина встала на четвереньки, а потом осторожно поднялась на ноги, не полностью ступая на больную ногу.
– Это я во всем виновата, – покаялась Юля. – Я вас напугала. Вы о чем-то задумались, а я так неожиданно…
Дело не в том, что – неожиданно. Дело в том, что Марина почему-то решила, что окликнул ее Федор Федорович Тучков Четвертый, про Юлю она даже и не подумала, хотя обмануться и принять Юлю за Федора Федоровича было очень трудно. Пожалуй, что и невозможно.
Тем не менее Марина ошиблась.
Нет, нет, скорей в Москву, в Москву, к Эдику Акулевичу, маме, а также к Эрнесту и Альберту!
Марина независимо потерла коленку, украдкой смахнула пот со лба, распрямилась и улыбнулась.
– А Сережа?
– У него сейчас ванны. Я обычно в это время отдыхаю, но сегодня мне что-то не отдыхается.
– Да.
– И как это его угораздило так неудачно свалиться? Вам куда? К корпусу? Или вы гуляете?
Марина понятия не имела, гуляет она или нет, – скорее нет, чем да, – но на всякий случай призналась, что гуляет.
– Можно мне с вами?
Федора Тучкова Марина исключила из своей жизни, а больше гулять ей было не с кем, поэтому она согласилась, и они побрели вдоль леса – прихрамывающая профессорша и озабоченная спортсменка.
– Хотела пойти поплавать, но в бассейне сейчас, как назло, технический перерыв. И Ольга Павловна все время твердит, что там неуютно и нехорошо, и я теперь купаюсь с гораздо меньшим… удовольствием. А вы, Марина?
– Какая Ольга Павловна? Ах, Оленька!
– Ольга Павловна, – поправила Юля строго. – Она сама там была раз или два и с тех пор все твердит.
– Я ее почти не слушаю, – пробормотала Марина. – Если ее слушать, с ума можно сойти.
– Зря вы не занимаетесь физкультурой, – назидательно сказала Юля, – особенно если у вас болит нога. Когда начнется артрит, будет уже поздно.
– У меня нога болит не из-за артрита! – Марине не понравилось, что Юля навязывает ей такую старушечью болезнь. – Я на лыжах когда-то упала.
– Вы катаетесь?! – возликовала Юля. – Мы каждый год летаем в Хорватию на снег! Там, конечно, не так хорошо, как в Австрии, но все-таки лучше, чем на подмосковных горках. А вы где?
– Нигде. В деревне Гжель. Знаете такую? Замечательное место. Сначала на электричке, потом на автобусе немножко и в лес. Только обязательно термос надо с собой брать, потому что замерзаешь, когда долго ходишь.
– А-а, – растерянно протянула Юля, – а я почему-то думала, что вы на горных…
– Я так и поняла.
Некоторое время они шли молча.
– Вы не знаете, отчего Галя так сильно плакала? – вдруг спросила Марина.
– Когда?
– Ну вот… перед самым происшествием. Мы ее встретили, у нее все лицо было залито слезами, и даже помада размазалась. Вы… не знаете?
– Нет. А вы?