– Вы кого привели?!
– Это мой… друг. Федор Федорович. Он знает, почему Мальчик сбросил Вадима.
Девчонка подошла поближе и усмехнулась змеиной усмешкой:
– Никто, значит, не знает, а ваш дружбан знает. Чешите-ка вы отсюдова, пока я Витьку не позвала. А у Витьки берданка, он ее вечером всегда с собой носит, и…
Федор Тучков тихо засмеялся и прижал Марину спиной к себе. Лошади почему-то успокоились, только вздыхали и топтались, копыта грохали по деревянному полу.
– Зоя, – сказал Федор, – вы видели у Мальчика царапину? Между прочим, довольно глубокая.
Девчонка посмотрела на него с недоверчивой злобой.
– Какую еще царапину?! Нет на нем никаких царапин!
– Давайте покажу. Или сами посмотрите. На левом боку, ближе к груди. Я не знаю, как у лошади называется это место.
Девчонка сорвала свою кепку, надела ее на черенок лопаты, стоявшей тут же, пошептала что-то неодобрительное и мимо Федора с Мариной протиснулась в загон.
– Он от этого и сбросил седока, – в спину ей сказал Федор Тучков, – а не потому, что он взбесился! Понимаете? Ни в чем не виноват ваш Мальчик.
Зоя некоторое время молчала, а потом вдруг сказала громко и радостно, как будто внезапно получила долгожданный подарок:
– Правда! Есть царапина! Мальчик, милый, хороший! Да я и не видала, я только пришла его чистить! А вы? – Ее сияющая физиономия возникла над загородкой. В полумраке сверкали белые зубы на сильно загорелом и не очень чистом лице. – Как вы узнали?
– Догадался.
Он достал из заднего кармана длинную железку, похожую на спицу:
– Кто-то сидел в кустах и этой штукой запустил в лошадь. Видишь, острая какая? Конечно, лошадь от боли взвилась и сбросила Вадима.
– Вот гад, а? – высказалась девчонка энергично. – Надо быть таким гадом, а? Лошадь ни с того ни с сего пугать! Хорошо, что один свалился, а не все сразу! А как вы узнали-то? Побегу Петру Захарычу скажу, если только он не совсем пьяный. Он из-за Мальчика переживает и водку пьет, а так, обычно, он ничего, непьющий. Побегу я.
– Подожди, – попросил Федор Тучков. – Ты успеешь. Мне поговорить с тобой надо.
– Да, успею! Как же! Полдня на Мальчика валили, что он виноват! А эту дадите, железку-то? Какому гаду это в голову вступило – коня пугать! Конь – это ведь не хорек, с ним осторожней надо, особенно когда человек на нем неопытный! Рану надо обработать, если Петр Захарыч не в себе, я тогда сама. Или за мамкой съезжу.
– Зоя, – перебила Марина, – это правда очень важно. Человек же погиб. Помоги нам. То есть Федору Федоровичу.
– Да Мальчик, может, в сто раз лучше, чем этот ваш человек! – крикнула девчонка вполголоса. Она вообще все время возмущалась и кричала вполголоса, наверное, чтобы не нервировать лошадей. – Ну ладно, пошли. Мальчик, я щас. Я скоро. Ты… не переживай.
– Он уже не переживает, – сказал Федор Тучков.
– Откуда вы знаете?! Тоже, знаток лошадей! Он у нас такой чувствительный, не то, что…
– Зоя, – перебил ее Федор как-то так, что девчонка моментально заткнулась и пошла по проходу к распахнутым воротцам. По дороге сорвала с лопаты свою кепку и независимо нацепила – козырьком назад, разумеется.
– Вон направо лавка. Садитесь. Только чего нам с вами говорить, я не знаю. И железяку вы мне отдайте, а то как я скажу про Мальчика-то?
– Железяку не отдам пока, – твердо сказал Федор. Лавочка была мокрой, и он долго и смешно выбирал место посуше, куда бы усесться своими пестроцветными штанами. Все места были одинаково мокрыми.
Марина предусмотрительно осталась стоять, пожалев почти новые черные джинсы.
– Ну чего? Только спрашивайте быстрее!
И Зоя оглянулась на конюшню, куда ей до смерти хотелось помчаться, чтобы лечить и жалеть свою лошадь, несправедливо обвиненную в убийстве.
– Сколько лошадей обычно катает отдыхающих?
– Сколько есть, все и катают! По очереди. – Она взглянула на Федора, потупилась, как перед завучем, и буркнула: – Пять. Иногда четыре. Сейчас народу много, все лошади работают.
– Для того чтобы прокатиться, надо заранее записываться?
– Ну ясное дело! Теперь все любят на лошадях кататься. Это модно теперь.
– Кто записывался на сегодняшнее утро?
Девчонка вздохнула и потерла ладошками колени.
– Погляжу щас. Так не помню.
Ветер прошелестел в деревьях, осыпал капли. Марина поежилась. Лес стоял совсем рядом, как будто наблюдал, насторожившись.
– Замерзла? – заботливо спросил генерал Тучков, – сейчас пойдем домой. Нога болит?
– Да так.
– Ты бы села.
– Мокрое все.
– Садись ко мне на колени, – предложил он невозмутимо. – С этой стороны пока сухо. С обратной уже мокро.
В сумерках вспыхнул и заболтался какой-то непонятный оранжевый огонь. Марина схватила Тучкова за руку и сжала – со страху.
Огонь оказался керосиновой лампой, которую Зоя несла в левой руке, далеко выставив перед собой. В правой у нее был какой-то растрепанный сверток.
– Это книга, – издалека начала она и потрясла свертком, – тут все записано. Кто катался, когда катался. Щас посмотрим.
Она добежала до лавки, приткнула свою лампу, распахнула «книгу» и стала водить замурзанным пальцем.
– Так, сегодня какое у нас? Восемнадцатое?
– Семнадцатое.
– Семнадцатое. Вот. Утро. Все тут. Читайте.
Сталкиваясь головами, Федор Тучков и Марина нависли над открытой страницей. Почерк был скверный – как будто писал не человек, а как раз лошадь, – страницы захватанные, керосиновый огонь плескался за закопченным стеклом. Разобрали они не скоро.
Разобрав, посмотрели друг на друга.
Девчонка рядом зевнула почти беззвучно.
– Выходит, от катания отказались Галя, Вероникин дед и Валентина.
– Да, – встрепенулась девчонка, – в этот раз чего-то никто не поехал! У нас так редко бывает. Почти все едут, а тут вдруг – бац – и не пришел никто! Ну, тот мужик с ребенком прибежал, я их посадила. Прямо перед тем, как отправиться. И еще какие-то муж с женой. Они на стоянку ходили, он увидал и говорит – давай хоть раз в жизни прокатимся. Она говорит – всегда тебя несет незнамо куда, пива насосешься, тянет тебя геройствовать, и все такое, но потом поехали. Уговорил он ее.