– Спасибо, Марина Евгеньевна, – сказала та опять. – Больше не у кого попросить. У вас лицо похоже на человеческое.
– Что случилось сегодня утром? Почему вы были так расстроены? Почему не пошли с ним кататься на лошадях? Вы же хотели.
– Будь они прокляты, эти лошади, – равнодушно заметила Галя.
– Почему вы плакали?
– Я не помню. Разве я плакала? Я теперь, наверное, никогда не заплачу.
– Вы плакали. Вы попались нам навстречу, все лицо у вас было в слезах.
Генерал Тучков говорил как-то очень жестко, неуместно жестко, так нельзя было разговаривать с убитой горем девчонкой, у которой сломались не только тело и голос, но, кажется, еще и мозги.
Гестаповец, подумала про него Марина. Ну, конечно!
– Галя, почему вы плакали?
– А? А он сказал, что не женится на мне. Никогда. Я ему сказала, что хочу, чтобы у нас был ребенок, а он стал надо мной смеяться.
– Выпейте. – Марина сунула ей в руки кружку с чаем. От чая поднимался пар, такой успокоительный, такой привычный. – Выпейте горяченького, Галя.
– Он сказал, что у него уже есть ребенок. Тот, который у жены. И еще он сказал, что ее любит, понимаете? Меня трахает, а ее любит. Тебе не понять, он сказал.
Да уж, подумал Федор Тучков, где уж тут понять.
– А вы что ему ответили?
– Я ответила, что его люблю, что думала, что он меня тоже любит… А он сказал – что ты понимаешь в любви? Ты же проститутка. Проститутки понимают только одно – деньги и удобства. А я… я… правда не за деньги. Я его люблю.
– Конечно, конечно, любишь, – успокоила Марина и подтолкнула ее руку ко рту. – Ты попей пока.
– Я не хочу. Я… домой хочу. Зачем он упал?
– Это вы его убили? – вдруг спросил гестаповец Тучков. Галя посмотрела на него. Черные волосы, висевшие вдоль бледных щек, делали ее похожей на утопленницу.
– Это он меня убил, – внятно произнесла она. – Сам умер и меня убил. Я теперь даже не смогу его похоронить. Мне не разрешат. Не пустят, потому что я никто и мне там не место. Он ее любил, а меня трахал. И ребенок у него уже был. А на меня наплевать. Конечно.
– Галя, кого он узнал из отдыхающих? Марина слышала, что он говорил вам – «это она». О ком он говорил?
– Я не помню, – ответила она равнодушно. – Да какая разница!
– Большая.
– Он все равно умер, и я даже не смогу его похоронить. А когда поезд в Москву?
– В понедельник, Галя.
– Только в понедельник? Тогда я еще куда-нибудь. Куда еще есть поезд? Вы не знаете, Марина Евгеньевна?
– Галя, кого он узнал? Кто это «она»?
– Она его заберет, а я тут одна останусь? Нет, уж лучше я уеду. Да какая разница, в Москву или нет?
– Ты бы маме позвонила, – посоветовал Тучков Четвертый жестко. – У тебя мама есть?
– Есть.
– Ты бы ей позвонила. Чтобы она за тобой приехала.
– Не-ет, – протянула Галя уверенно, – я не могу! Она еще когда приедет! А мне завтра с утра надо.
– Галя, кого он узнал? Черт побери, мне надо знать, кто и за что его убил!
– Он упал, – прошептала Галя, и глаза у нее сверкнули, – он упал и умер. Он сказал, что не хочет ребенка, потому что у него уже есть ребенок и любимая женщина. Мне надо идти, Марина Евгеньевна. У меня утром поезд. Я уезжаю. Мне здесь не место.
– Я вас провожу, – вызвался Тучков Четвертый. – Деньги не забудьте.
Пока его не было, Марина задумчиво налила коньяк еще в две рюмки, а Галину ополоснула и спрятала.
Потом он вернулся.
– Федор, ее нельзя в таком состоянии никуда отпускать! Она в беду попадет.
– И что мы должны с ней сделать?
– Не знаю, – растерялась Марина, – как-то остановить.
– До утра я ее остановил, – задумчиво сообщил Тучков, – а там посмотрим.
– Как остановил?!
– Как, как! Налил в коньяк фенобарбитал. Ты же слышала, как ампула щелкнула. Даже оглядывалась и принюхивалась.
– У тебя с собой фенобарбитал в ампулах?!
– Всегда, – признался Федор Тучков.
– Зачем?!
– На всякий случай.
– На какой?!
– На такой, к примеру. Я же не на любовное свидание ехал. Я ехал на свидание с бандитом.
Марина подумала немного.
– И она теперь спит?
– Да. Я уложил ее на диван, ключ от ее номера спрятал, так что быстро она его не найдет, дверь захлопнул. Поэтому она сначала будет спать, потом искать ключ, а потом мы что-нибудь придумаем.
– Федор, ты же не считаешь, что это она сидела в кустах и из трубки плевалась в лошадь, чтобы Вадим упал?
– Не знаю, – сказал он задумчиво. – Ну повод-то у нее был, верно?
– Верно, – заявила Марина сердито. – Она сама тебе только что доложила, что у нее есть отличный повод. Если бы не доложила, ничего бы мы не узнали про ее повод.
– Да, – согласился Тучков Четвертый. – Это верно.
Марина поднялась из кресла и стала ходить. Белая штора неодобрительно колыхалась.
– Галя была не в себе, когда мы с тобой ее увидели. Это называется состоянием аффекта, да?
– Да.
– В состоянии аффекта можно выстрелить, или пырнуть ножом, или ударить, но не засесть в кустах с трубочкой!
Федор слушал ее с интересом.
– Я не понял. Ты теперь защищаешь Галю?
– Я хочу знать, кто его убил! Уж точно не Галя! Федор, – ахнула Марина, остановилась и взялась за щеки, – наверное, его убил тот, кто убил твоего Чуева! Потому что он догадался, что Чуев не сам умер!
– Мы это уже обсуждали, – сказал он нетерпеливо. – Никто не стал бы убивать Вадима за то, что он кого-то там узнал! Ну узнал, и дальше что? Менты, конечно, обрадовались бы, если бы узнали, кто у них на территории копыта отбросил, это она правильно сказала. И что такие сами не тонут, тоже правильно. Но он не пошел в милицию, потому что и сам понимал, что ему нечего там сказать! Это он перед своей подругой… хвост распускал.
– Он сказал ей, что ни за что на ней не женится.
– Как такое ей в голову могло прийти, – задумчиво протянул Федор, – что он на ней в принципе может жениться?
– А почему он в принципе не мог на ней жениться?
– Да у нее на лбу все написано, – сказал он с досадой, – я тебе уже говорил! И кто такая эта «она»? Почему Галя нам не сказала?
– Ты не понимаешь. Она не может нам сказать. С ней… дело плохо, Федор.
– Дело плохо, – согласился он.
– А Павлик? А Вероника? И ее дед? Он ведь не пошел на лошади кататься, и Валентина не пошла, и Вадим погиб! А записка в номере у Павлика? Там стояла буква «В»! Кто это? Вероника? Владимир? У нас здесь есть Владимир? Или это фамилия? Кто у нас есть с фамилией на «В»?