Выбрать главу

Кажется, Элеонору Яковлевну он тоже поразил, а также возможно, что он поразит еще и голодающую Оленьку. Это значительно хуже, потому что Федор Тучков отлично понимал, что отвязаться от них будет трудно. Мама с дочкой, несмотря на всю возвышенность и тонкость, — вовсе не угрюмая профессорша с ее интеллигентской рефлексией и ярко выраженной неуверенностью в себе.

— Кто бы мог подумать, — бормотала Элеонора Яковлевна, волоча Марину за собой, — кто бы мог подумать… А с виду и не скажешь… Верно, не скажешь, Мариночка?

Мариночка упрямо молчала. Если мамаша решила немедленно и безотлагательно пристроить дочь за Федора Тучкова Четвертого, она помогать и способствовать не станет.

— Мариночка, а вы не знаете, Федор Федорович… на машине приехал или на поезде?

— Не знаю.

— У кого бы это узнать, как вы думаете?

— Понятия не имею.

— Может, у администратора? Или у сторожа на стоянке? А?

— Я не знаю.

— Ах, ну как же так, Мариночка! Надо же, какой… приятный молодой человек!

— Разве он молодой? — спросила Марина неприятным голосом и покосилась на корзиночку. Ей было стыдно, что она съела у Элеоноры Яковлевны две малинины и теперь вроде бы чувствует себя обязанной. — Молодой человек — это вон, Сережа! А тот… Федор то есть, вовсе не молодой…

— Ах, ну что вы говорите! Конечно, молодой! Доброе утро, Сереженька!

Сережа энергично подтягивался на турнике. Пот тек по мужественным рукам в переплетении вздутых вен, заливал римский нос и подбородок — тоже, вполне возможно, римский.

Почему-то вид потною и мужественного Сережи не доставил Марине никакого удовольствия — в отличие от Федора Тучкова, на которого она, пожалуй, могла бы смотреть до вечера, если б не Элеонора с корзиночкой и ярко выраженными матримониальными планами.

— Доброе утро! — бодро прокричал Сережа, залихватски спрыгнул с турника и тут же стал приседать, закинув на затылок руки. Быть может, отчасти римские.

— А где же Юленька? Юленька, здравствуйте!

Юленька на специальном коврике делала «березку». Перевернутое лицо было красным и сильно сплющенным от натуги.

— Здравствуйте! Присоединяйтесь к нам!

— Нет, нет, спасибо! Вам, молодым, физические усилия доставляют удовольствие, а мы от них только устаем.

Марина оскорбилась.

Может, про Федора Тучкова и нельзя сказать, что он — «молодой человек», но она-то совершенно точно молодая! Совсем молодая, она еще и не жила совсем, только училась, работала, читала свою математику лопоухим студентикам, слушалась маму и мечтала завести кошку — приблизительно с трех лет мечтала.

Кошки пока не было, и жизни тоже пока еще не было.

Разве она уже… старая?

— Мариночка, как бы нам узнать?

— Что?

— На машине или на поезде?

— Понятия не имею. Элеонора Яковлевна, прошу прощения, я собиралась в бассейн.

Никуда она не собиралась, но просто так уступать Юле молодость и спортивность не желала!

— Я вас провожу, — вызвалась Элеонора.

Пришлось незапланированно тащиться в бассейн. Хорошо хоть купальник лежал в рюкзаке, а полотенца там дают!

— Оленька так переживает этот кошмар, — доверительно говорила нежная мать, твердой рукой направляя Марину в сторону круглого здания, похожего на цирк, — и до этого не ела, а теперь совсем ничего! И не спит.

— Ей нужно к врачу.

— Ну, конечно! Но вы же знаете молодежь! Оленька ни за что не хочет признаться, что у нее есть проблемы! Врач может помочь, только если больной сам хочет излечиться, а она… Вчера она даже сказала мне по секрету, что догадывается, из-за чего утонул этот несчастный, — добавила Элеонора Яковлевна и нервно оглянулась по сторонам. Марина навострила уши. — Бедная девочка, ей кажется, что она что-то такое видела или знает…

— Что именно она видела или знает?

— Господи, да ничего она не видела и не знает! — вдруг ни с того ни с сего громко крикнула Элеонора. — У нее просто расстройство нервов!

— Чепуха какая-то.

— Ну, они встретились в магазине, — прошептала Элеонора. Марина заметила, что она просто виртуозно меняет тон — от самого громкого почти до шепота, как драматическая актриса пятидесятых годов. — В деревенском магазине. Они даже поговорили немного. Оленька мне потом рассказывала. Знаете, она как ребенок — первым делом все рассказывает матери! Ей тогда показалось…