— Каким?
Федор Тучков приподнялся на локте и посмотрел на нее внимательно.
— Ты не догадалась?
— Н-нет. А должна была?
— Ну, конечно. Мы же нашли железку.
— Ну и что?! Это просто железка!
— Это не просто железка, Маруся.
— Не называй меня Марусей!
Тучков Четвертый поцеловал ее продолжительным поцелуем, потом решительно откинул одеяло — Марине моментально стало холодно — и поднялся. Совершенно голый, рельефный, кое-где покрытый шерстью мужчина эпохи Возрождения.
Марина никогда раньше не видела голых мужчин, тем более — эпохи Возрождения. Поэтому она немедленно уставилась на него во все глаза.
— Что ты смотришь?
— Я не смотрю.
— Смотришь.
— Что у тебя за пластинки на шее?
— Это такая традиция. На случай, если ранят или убьют. Группа крови, резус, порядковый номер. Видишь циферки?
— Хорошая традиция, — пробормотала Марина.
— Такая.
— Зачем ты их носишь? Ты участвуешь в боевых операциях?
— Нет! Я не участвую в боевых операциях! — Он зашел в ванную и кричал оттуда. — Я работаю в разведке, а не в группе «Альфа».
— А раньше участвовал?
— Что?..
Вода шумела, и он не слышал, наверное, а может, прикидывался, что не слышит, сразу невозможно было понять.
И как это ей в голову могло прийти, что он кретин?
Дождь все шумел, было холодно, и Марина подтянула колени к груди и накрылась одеялом. Наверное, нужно возвращаться к себе — в свой номер, к своей чашке, своей колбасе и своей книжке, но ей очень хотелось еще немного побыть в его жизни.
Или это неприлично?
Или, наоборот, прилично?
Что нужно делать после того, как все закончилось? Кто-нибудь знает?
Никто не знал.
На пороге показался Тучков Четвертый, благодушный, распаренный, розовый, в полотенчике, мокрые волосы прилизаны.
— Твоя очередь, — объявил он. — Сухое полотенце сверху на батарее.
Он взял с журнального столика какие-то бумаги, уставился в них и засвистел как ни в чем не бывало.
Марина смотрела на него во все глаза.
Ей вдруг захотелось, чтобы кто-нибудь взмахнул волшебной палочкой и получилось бы так, что ничего этого не было — ни разгромленной постели, ни горячей лавы, ни чужого номера, ни странного запаха, ни истории о том, что утопленник на самом деле убийца и бандит и «приключение» ее вовсе не приключение, а полицейский капитан оказался генералом…
Ей очень захотелось обратно в свою жизнь.
— Сейчас поедим, — не оборачиваясь, распорядился генерал, — а потом я схожу по делам. Ты меня подождешь.
— По каким делам?
— Мне нужно на конюшню, — ответил он рассеянно и переложил листок.
— Зачем тебе на конюшню?!
— Уточнить предположение и поговорить с твоей девчонкой. Как ее? Зоя?
— С какой девчонкой Зоей? А, которая водит лошадей! Федор, а что ты должен уточнить?
Он мельком глянул на нее и опять уставился в свои бумаги.
— Федор!
— Между прочим, вода открыта. Сейчас перельется через край.
— Если ты мне не скажешь, в чем дело, я тоже больше не скажу тебе ни слова!
— Кофе дома попьем или сходим в чайную? Я еще ни разу не был.
— Ты должен рассказать мне, что ты задумал.
— На вид очень приличное место. Это в главном корпусе, возле ресторана.
— Ты сказал, что все дело в этой железке, которую мы нашли. При чем здесь железка?
— Я даже хотел один самовар у них купить. Ему лет сто, наверное. Как ты думаешь, продадут?
— Откуда ты знаешь, сколько лет, если раньше никогда в чайной не был? — подозрительно спросила Марина.
Федор Тучков Четвертый оторвался от своих бумаг и посмотрел на Марину с изумлением, а потом почему-то похвалил:
— Молодец, Маруся.
— Я не Маруся!
— Ты не Маруся, но молодец.
Он бросил бумаги, подошел, за локти поднял ее из одеял и подушек и прижал к себе — сильно. Просто так прижал, поняла Марина. Потому что ему захотелось быть нежным, а не потому, что он решил предпринять «третью попытку».
Прямо под ее щекой было выпуклое горячее плечо, а руки оказались на спине, где под кожей было много твердых мышц, а ниже начиналось махровое полотенчико, а еще ниже плотные заросшие ноги, которые прижимались к Марининым ногам.
Как все это странно, непривычно, неудобно, неловко — может, мама права?
В том смысле, что любая особь мужского пола — суть свинья и паразитирующий элемент, который то и дело порывается взгромоздиться тебе на шею, устроиться там поудобнее и приготовиться к тому, что дальше поедет с комфортом, ибо нашлась дура, которая его повезет!