Федор Тучков тихо засмеялся и прижал Марину спиной к себе. Лошади почему-то успокоились, только вздыхали и топтались, копыта грохали по деревянному полу.
— Зоя, — сказал Федор, — вы видели у Мальчика царапину? Между прочим, довольно глубокая.
Девчонка посмотрела на него с недоверчивой злобой.
— Какую еще царапину?! Нет на нем никаких царапин!
— Давайте покажу. Или сами посмотрите. На левом боку, ближе к груди. Я не знаю, как у лошади называется это место.
Девчонка сорвала свою кепку, надела ее на черенок лопаты, стоявшей тут же, пошептала что-то неодобрительное и мимо Федора с Мариной протиснулась в загон.
— Он от этого и сбросил седока, — в спину ей сказал Федор Тучков, — а не потому, что он взбесился! Понимаете? Ни в чем не виноват ваш Мальчик.
Зоя некоторое время молчала, а потом вдруг сказала громко и радостно, как будто внезапно получила долгожданный подарок:
— Правда! Есть царапина! Мальчик, милый, хороший! Да я и не видала, я только пришла его чистить! А вы? — Ее сияющая физиономия возникла над загородкой. В полумраке сверкали белые зубы на сильно загорелом и не очень чистом лице. — Как вы узнали?
— Догадался.
Он достал из заднего кармана длинную железку, похожую на спицу:
— Кто-то сидел в кустах и этой штукой запустил в лошадь. Видишь, острая какая? Конечно, лошадь от боли взвилась и сбросила Вадима.
— Вот гад, а? — высказалась девчонка энергично. — Надо быть таким гадом, а? Лошадь ни с того ни с сего пугать! Хорошо, что один свалился, а не все сразу! А как вы узнали-то? Побегу Петру Захарычу скажу, если только он не совсем пьяный. Он из-за Мальчика переживает и водку пьет, а так, обычно, он ничего, непьющий. Побегу я.
— Подожди, — попросил Федор Тучков. — Ты успеешь. Мне поговорить с тобой надо.
— Да, успею! Как же! Полдня на Мальчика валили, что он виноват! А эту дадите, железку-то? Какому гаду это в голову вступило — коня пугать! Конь — это ведь не хорек, с ним осторожней надо, особенно когда человек на нем неопытный! Рану надо обработать, если Петр Захарыч не в себе, я тогда сама. Или за мамкой съезжу.
— Зоя, — перебила Марина, — это правда очень важно. Человек же погиб. Помоги нам. То есть Федору Федоровичу.
— Да Мальчик, может, в сто раз лучше, чем этот ваш человек! — крикнула девчонка вполголоса. Она вообще все время возмущалась и кричала вполголоса, наверное, чтобы не нервировать лошадей. — Ну ладно, пошли. Мальчик, я щас. Я скоро. Ты… не переживай.
— Он уже не переживает, — сказал Федор Тучков.
— Откуда вы знаете?! Тоже, знаток лошадей! Он у нас такой чувствительный, не то, что…
— Зоя, — перебил ее Федор как-то так, что девчонка моментально заткнулась и пошла по проходу к распахнутым воротцам. По дороге сорвала с лопаты свою кепку и независимо нацепила — козырьком назад, разумеется.
— Вон направо лавка. Садитесь. Только чего нам с вами говорить, я не знаю. И железяку вы мне отдайте, а то как я скажу про Мальчика-то?
— Железяку не отдам пока, — твердо сказал Федор.
Лавочка была мокрой, и он долго и смешно выбирал место посуше, куда бы усесться своими пестроцветными штанами. Все места были одинаково мокрыми.
Марина предусмотрительно осталась стоять, пожалев почти новые черные джинсы.
— Ну чего? Только спрашивайте быстрее!
И Зоя оглянулась на конюшню, куда ей до смерти хотелось помчаться, чтобы лечить и жалеть свою лошадь, несправедливо обвиненную в убийстве.
— Сколько лошадей обычно катает отдыхающих?
— Сколько есть, все и катают! По очереди. — Она взглянула на Федора, потупилась, как перед завучем, и буркнула:
— Пять. Иногда четыре. Сейчас народу много, все лошади работают.
— Для того чтобы прокатиться, надо заранее записываться?
— Ну ясное дело! Теперь все любят на лошадях кататься. Это модно теперь.
— Кто записывался на сегодняшнее утро?
Девчонка вздохнула и потерла ладошками колени.
— Погляжу щас. Так не помню.
Ветер прошелестел в деревьях, осыпал капли. Марина поежилась. Лес стоял совсем рядом, как будто наблюдал, насторожившись.
— Замерзла? — заботливо спросил генерал Тучков, — сейчас пойдем домой. Нога болит?
— Да так.
— Ты бы села.
— Мокрое все.
— Садись ко мне на колени, — предложил он невозмутимо. — С этой стороны пока сухо. С обратной уже мокро.
В сумерках вспыхнул и заболтался какой-то непонятный оранжевый огонь. Марина схватила Тучкова за руку и сжала — со страху.
Огонь оказался керосиновой лампой, которую Зоя несла в левой руке, далеко выставив перед собой. В правой у нее был какой-то растрепанный сверток.