На этот раз Кассандра позволила ей уйти. Она наблюдала за тем, как герцогиня игриво похлопала сэра Артура по предплечью и втянула его в оживленную беседу, в которой она делилась своими предложениями по организации выставки. Сэр Артур с энтузиазмом кивал, мудрый человек, который знал, что совет герцогини лучше не отвергать.
Кассандра ушла и, ничего не видя, побрела по выставочным залам в поисках выхода. Возможно, она была эгоисткой, ожидая, что ее бабушка сразу же согласится ей помочь, как судомойка, но для Кассандры это было самой очевидной вещью в мире: человек ставит свою семью на первое место. И все же, если бы она сказала это, герцогиня согласилась бы, мило улыбнулась бы и повторила, что она слишком занята.
«Я слишком занята» было всего лишь приемлемым способом сказать: «Все остальное важнее, чем ты».
Как будет злорадствовать мистер Девитт, когда она признается в своей неудаче. Хуже этого будет то, что, вернувшись в Санн-парк, ей придется сказать Люси и Эмили, что она потерпела неудачу.
Снова.
Оказавшись лицом с мускулистыми мраморными воинами, она скрестила руки на груди и нахмурилась.
— Я присмотрю за своими сестрами. Я так и сделаю, — прошептала она воинам. — Если вы можете идти в бой без одежды, то и я найду другой способ.
Она ничего не знала о больших старых камнях, раскрашенных или каких-либо других, но она умела заводить друзей. Замужество понизило ее социальное положение, но она восстановит его. У нее будет так много друзей, что бабушка передумает, и даже если Люси взорвет здание парламента, их все равно будут принимать.
— И не пытайтесь остановить меня, — сказала она статуям.
Статуи не пытались остановить ее, и Кассандра решила считать это победой.
Однажды она последует примеру своей бабушки и будет вести самостоятельную активную жизнь. Но сейчас она ставила свою семью на первое место.
Семья! Вздохнув, она направилась к воротам, где ее ждал экипаж. Сестры ненавидели ее, мать забыла, как ее зовут, бабушка считала ее незначительной личностью, а муж хотел, чтобы она уехала.
Если бы она знала, что все так обернется, то взяла бы с собой своего кота.
Глава 6
Джошуа растянулся на диване в своем кабинете, напряженно размышляя, когда женский голос за дверью заставил его мысли рассеяться, как уличных мальчишек перед полицией. Он открыл глаза, но тут же наткнулся на вызывающий вид цветов на своем столе и снова закрыл их.
Будь проклята эта женщина. В течение трех дней, прошедших после того завтрака, она старалась не попадаться ему на глаза, но ее колонизация продолжалась безжалостно. Повсюду стояли вазы со свежими цветами, покоренный персонал улыбался чаще, а в самые неожиданные моменты в воздухе звучала фортепианная музыка, что было странным, так как он даже не знал, что в этом доме есть фортепиано. Надо признать, что прислуга также работала быстрее, и цветы не были неприятными, и оказалось, что музыка помогала ему думать.
Но дело было не в этом.
Другой голос за дверью: Филби. Хорошо: дворецкий не позволит отвлекать Джошуа. Сэмюэль, однако, частенько прокрадывался к нему; он прижимался к нему, положив свою темноволосую головку на руку Джошуа. Иногда он все еще чувствовал прикосновение этой головки, как будто даже его мышцы помнили мальчика.
Но, похоже, даже Филби не мог устоять перед любезным вторжением Кассандры.
Дверь открылась. Мгновение спустя она со щелчком закрылась. Даже не оборачиваясь, Джошуа понял, что он больше не один.
Он приоткрыл глаза, взглянул на незваную гостью — свежую, как одна из ее роз, в платье в розовую полоску — и снова закрыл их.
— Мистер Девитт, нам нужно поговорить.
— Уходите. Я занят.
— Вы лежите на диване и ничего не делаете.
— Я никогда не бездельничаю. Я не умею ничего не делать. Я человек, который не владеет искусством ничего не делать.
Он держал глаза закрытыми, но чувствовал ее присутствие, колеблющее воздух.
— И почему вы так упорно продолжаете оставаться раздетым? — спросила она.
— Раздетым? На мне ведь рубашка, не так ли?
Он проверил одной рукой. Да. Под баньяном на нем была рубашка. Он открыл глаза и заметил, что Кассандра наблюдает за его рукой, лежащей у него на груди. Затем она заметила, что он наблюдает за тем, как она наблюдает за ним, и поспешно начала переставлять цветы в букете, хотя ему казалось, что они расположены надлежащим образом. Легкий румянец выступил на ее щеках, таких же нежных, как те лепестки, которые она ласкала.
— Но ваш шейный платок, — сказала она, искоса взглянув на него.
— Мне он не нравится. Он стесняет мои движения.