— Ваш сюртук.
— Слишком тесный. Он стесняет мои движения.
Она вскинула руки, что заставило ее грудь двигаться.
— Одному богу известно, почему вы так озабочены движением. Вы не двигаетесь!
Одним прыжком он оказался на ногах. Он закинул баньян на плечи, затем лукаво взглянул на нее и, да, ага, снова поймал ее взгляд на себе. Она была нежеланной помехой, но, по крайней мере, с ней было интересно.
Он неторопливо подошел к ней, потянулся, чтобы достать из вазы несколько засахаренных лимонов, и оперся бедром о стол. Пока он жевал, она вытащила белый цветок на несколько дюймов, повернула его на несколько градусов, а затем отодвинула на один дюйм.
— В чем вообще смысл всех этих цветов? — спросил он.
Ее руки продолжали двигаться, быстро, уверенно, со знанием дела. Что бы она ни делала, композиция каким-то образом становилась более гармоничной. Умно. Бессмысленно, но умно.
— Свежие цветы — это приятно.
— Они бесполезны.
Он отошел подальше от этих дьявольски умелых рук.
— Ты срезаешь их, ставишь в вазу, а потом они умирают.
— Все умирает. Мы не можем избежать потерь, но мы можем компенсировать их удовольствием и радостью.
— Удовольствием и радостью?
Он резко обернулся.
— Вы пришли сюда, чтобы пофилософствовать? Если бы я хотел пофилософствовать, я бы обратился к работам кого-нибудь более…
Он подыскивал подходящее слово.
— Мертвого.
— Я буду иметь это в виду.
— Как долго вы собираетесь изводить меня? Ньюэлл говорит, что ваши усилия с герцогиней не увенчались успехом.
— Ей просто кажется, что ее семья пренебрегала ею. Она передумает.
— Если эта чертова женщина не хочет помочь вам, черт с ней. У вас есть друзья, — поспешно продолжил он, прежде чем она успела упрекнуть его за грубость. — Вас никогда не бывает дома, а я не могу сделать и двух шагов без того, чтобы кто-нибудь не сказал мне, какая миссис Девитт очаровательная, какая приятная, какой она любезный человек, и что нам стоит пойти на тот скучный ужин или на тот нелепый бал. Найдите кого-нибудь среди друзей, чтобы они помогли вам избавиться от Люси. — Он прошелся до камина и обратно, комната сегодня казалась меньше, чем обычно. — Как насчет той женщины, с которой вы были на днях — высокой, устрашающей?
— Арабелла, леди Хардбери?
— Та самая.
— Она предложила, но намекнула, что, возможно, находится в деликатном положении.
Его ноги замерли, а сердце бешено заколотилось от страха, что она может завести разговор о деликатных обстоятельствах. Он рискнул взглянуть на нее. Их взгляды на мгновение встретились, и затем она поспешно принялась расставлять предметы на его столе: отполированный кусок железной руды, вазочку с засахаренным лимоном, зеленое стеклянное пресс-папье, наполненное пузырьками в форме слезинок.
Но все, что она сказала, было:
— Кроме того, это дело принципа. Герцогиня — член семьи.
— Так вы продолжите пресмыкаться перед ней.
— Если это то, что я должна сделать для Люси. Я готова на все ради своей матери, сестер и детей. О…
Она плотно сжала губы, ее рука застыла на пресс-папье, но слово вырвалось, само собой. От него повеяло запахом, более спелым, чем летняя Темза. Без сомнения, она проклинала свой непослушный язык. Он проклинал.
Он дышал сквозь зияющую пустоту и призрачное ощущение головы сына на своей руке. Если она хотела детей…
— По улицам Лондона бегает множество детей, — огрызнулся он. — Выбирайте.
— Конечно, дети были бы для вас слишком большой обузой, не так ли?
Она со стуком уронила пресс-папье.
— Неудивительно, что у вас их не было в первом браке.
— Верно, — сказал он, не потрудившись поправить ее. — Обуза.
— И я слышала, приходил ваш брат Айзек, но он тоже обуза.
— Вы все чертова обуза. Так что, если это все, что вы хотели сказать, можете запихнуть свою правоту в свой чемодан и забрать ее с собой в ад.
Он подошел к двери и распахнул ее.
— А теперь убирайтесь. Я занят.
— Отлично!
Она сделала два шага в его сторону, высоко подняв подбородок и свирепо глядя на него, но остановилась.
— Только вот…
— Что? Что?
— Боюсь, я немного отвлеклась, — смущенно сказала она. — Я хотела сообщить вам, что сегодня вечером мы идем на раут в дом лорда и леди Моркамб.
Он захлопнул дверь и прислонился к ней.
— Мы?
— Да. Вы и я.
— Леди Моркамб пригласила нас?
— Она моя тетя. Конечно же, она пригласила нас.
Этого не могло быть. Пригласить Кассандру, возможно. Но и Джошуа? Дядя и дед Кассандры — маркиз Моркамб и герцог Шербурн — оба приглашали Джошуа, но не на более изысканные мероприятия, особенно если там присутствовал Трейфорд; общество старалось избегать присутствия Джошуа и его отца в одном зале.