Она дала обещание, и она была его женой, и когда они уходили с раута, Арабелла подмигнула и сказала:
— Ответ на твой вопрос — «да».
Так что все не могло быть так уж плохо, но детей от этого не будет, а какой тогда от этого смысл, если от этого не бывает детей?
Но ее муж не любил детей, так что, возможно, в этом и был смысл.
Она ненавидела его и желала, чтобы он был как можно дальше отсюда.
— Ты выглядишь свирепой, — сказал он обезоруживающе мягко. — Ты хочешь, чтобы я ушел?
Да. Да. Да.
И все же…Что, если это приведет к чему-то другому? Что, если в конце концов он все-таки переспит с ней как следует? Что, если она забеременеет? Это стоило бы всех этих неприятностей. Она все сделала неправильно. Ей следовало подготовиться к соблазнению. Она украдкой вытерла ладони о свою ночную рубашку и попыталась придумать, что бы такое соблазнительное сказать.
— Может, мне… погасить свечу?
— Боже милостивый, нет, — сказал Джошуа. — На самом деле, тебе стоит зажечь еще несколько. Они понадобятся тебе, чтобы видеть, что ты делаешь.
— Ой.
— И мне тоже понадобится свет, чтобы наблюдать за тобой.
— Ты хочешь… Ох.
Она не знала, что делать со своими руками, которые порхали из стороны в сторону. Он, конечно, был совершенно спокоен.
— Мне лечь… поверх одеяла или под него?
— Сверху будет удобнее. И я пытаюсь облегчить тебе задачу.
— О, так вот что ты делаешь? — пробормотала она.
Она забралась на кровать рядом с подушками и села, подтянув колени к груди и туго натянув ночную рубашку на ноги. Его мощная фигура, видневшаяся боковым зрением, дразнила ее, заставляла взглянуть на него. Она поерзала, чтобы избавиться от странных ощущений в своем возбужденном теле, и смотрела прямо перед собой.
Он не сделал ни малейшего движения, чтобы прикоснуться к ней, но задумчиво и серьезно наблюдал за ней. Казалось, что было две версии его — одна озорная и игривая, другая нежная и заботливая — и от скорости, с которой он переключался между ними, у нее кружилась голова.
Но был еще и невоспитанный сорвиголова, дерзкий вихрь, убежденный идеалист, упрямый тиран, требовательный работодатель… Каким же он был загадочным.
— Ты очень смелая, — сказал он. — Как далеко ты собираешься зайти?
— Я дочь джентльмена и выполняю свои обещания. Ты пообещал мне полчаса вежливости, чтобы я могла подарить тебе… О.
Этот озорной, игривый блеск вернулся.
— Полчаса? Это столько времени у меня есть?
— Я не знаю. А сколько времени это занимает?
Звук, который он издал, мог быть смехом, а мог быть и стоном. Он перекатился на спину и закрыл лицо руками. Она понятия не имела, что это за версия его, и рассматривала его с некоторым недоумением, когда ее внимание привлекло кольцо на мизинце его левой руки.
Как раз рядом с тем местом, где было бы его обручальное кольцо, если бы он его не потерял.
— Так из-за чего всё это? — спросила она. — Твоя ссора с отцом.
Она опустилась на колени и слегка коснулась кольца.
— Вы двое упомянули кольцо. Речь об этом кольце?
Когда он снова повернулся на бок, она взяла его руку в свои. Его рука была тяжелой и доверчивой, намного больше и могущественнее, чем ее собственная. Как она и ожидала от него, это была напряженная рука: сеть вен и костей, длинный толстый шрам возле большого пальца и шрам поменьше на запястье. Не мягкая, но и не грубая. Ногти у него были аккуратно подстрижены. Он ничего не сказал, когда она провела большим пальцем по его костяшкам, касаясь тонких черных волосков, задержавшись на кольце. Кольцо было из богато украшенного серебра, с большим квадратным ободком из оникса, на котором был выгравирован герб.
— Это кольцо с печаткой, — сказала она. — Его тебе подарили, когда ты еще был наследником лорда Трейфорда?
Если это был перстень-печатка виконта Отэма, титул наследника графа Трейфорда, то Джошуа имел право носить его когда-то. Но теперь у него не было такого права: Это кольцо указывало на принадлежность к очень высокому социальному положению, которого у него больше не было. Носить его было ужасно.
Без сомнения, именно поэтому он его и надел.
Она взглянула на него. Его взгляд был прикован к их соединенным рукам и с опущенными ресницами он выглядел почти умиротворенным. Свет свечей смягчал черты его лица, подчеркивал скулы и изгибы губ. Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь раньше обращала внимание на форму мужских губ.
— Должно быть, тебе было нелегко, — сказала она. — Потерять все в четырнадцать лет.