Она водила пальцем по линиям на его ладони, но он сомневался, что она что-то видела. Он не хотел этого слышать, но ему пришлось.
— Мы заплатили коронеру пятьсот фунтов, чтобы не было публичного расследования. То есть ты заплатил ему пятьсот фунтов.
Она говорила почти весело. А он обвинил ее в том, что она пытается скрыть свои эмоции с помощью самодовольной улыбки. Черт возьми.
— Доктор отказался брать деньги, но ты все равно купил ему новую карету и лошадей. Ты купил груму небольшой коттедж недалеко от Маргейта, и он уехал и женился на своей возлюбленной. Экономка миссис Гринуэй тоже ничего не хотела, но ты оплатил обучение двух ее племянников в начальной школе Шрусбери. У них все хорошо. Ты щедрый на взятки.
— А твоя семья?
Ей было двадцать, когда она все это сделала. Прошел месяц после их свадьбы, а он даже не мог вспомнить ее лица. Где, черт возьми, была ее мать?
— Им не обязательно было знать. К тому времени, как они проснулись, все было улажено. Они перенесли папу, миссис Гринуэй и доктор обмыли его, и доктор сказал, что при падении у него было разбито лицо, поэтому им пришлось держать гроб закрытым.
Одинокая слезинка упала ему на руку. Она подняла на него взгляд. Ее глаза были зелеными и влажными, ресницы слиплись в маленькие пушинки.
— Он знал, Джошуа, — сказала она. — Он боялся, что умрет до того, как я смогу выйти замуж и он сможет обезопасить всех, а я смеялась над ним и говорила, что у него нет причин умирать. Но все это время он планировал это сделать, и именно поэтому он хотел, чтобы мы поженились. Он даже передал свою собственность тебе, чтобы корона не смогла ее конфисковать. Мы убили его, ты и я. Если бы мы не поженились, он бы никогда этого не сделал, и его демоны исчезли бы. И теперь он похоронен на церковном кладбище, что является святотатством, и мы совершили это преступление, и я стараюсь поступать правильно, но никогда не смогу искупить свою вину. Иногда я так злюсь на него.
Ее логика была неправильной, совершенно неверной, но эмоции способны заставить самую плохую логику казаться правильной.
— Лорд Чарльз сказал мне то же самое, когда просил меня жениться на тебе, — сказал он ей. — Он сказал, что смерть Чарли оставила вас всех без защиты. Я подумал, что он напрасно беспокоится.
По ее щекам текли слезы. Он взял платок из кармана и вытер их, стараясь быть нежным, но чувствуя себя грубым и неуклюжим. Она позволила ему. Потому что она заботилась обо всех, а о ней никто не заботился. Он притянул ее к себе, и она прильнула к его груди. Он гладил ее по волосам и жалел, что не может унять ее боль.
— Это было его решение, — сказал он. — Ему, должно быть, было больно, а ты подарила ему покой.
Она ничего не сказала. Он прижал ее к себе и вдохнул ее аромат, несмотря на стеснение в груди и жжение в горле. Кассандра вынесла все это, а он насмехался над ней. И лорд Чарльз: Он бы сделал все для лорда Чарльза, если бы только знал. Но лорд Чарльз всегда был таким веселым и доброжелательным, даже когда скорбел о Чарли. Прикрывая свою боль приятной, вежливой улыбкой.
Существовала женщина, которая, возможно, знала всю историю, но он никогда не сможет рассказать Кассандре о ней. Кассандра все еще верила, что ее отец был верен своей жене. Он не хотел лишать ее и этой иллюзии.
Бедняжка. Его так раздражала ее уверенность в своей правоте, ее самообладание. Ему было легче думать о ней как о хорошей, скучной девушке с вежливыми улыбками и мелкими заботами. Он почти жалел, что узнал это о ней: что она была гораздо большим.
ОНИ ДОЛГО СИДЕЛИ РЯДОМ, Кассандра уютно и тепло прижималась к нему, пока он не понял, что она засыпает.
— Давай. — Он высвободился из-под нее, и она запротестовала, сонная и пьяная. — Давай уложим тебя в постель.
— Мне здесь нравится, — сказала она. — Здесь тепло и ты удобный.
— Твоя постель тоже будет теплой и удобной.
Он погасил огонь и пошел за ней. Она была молода, доверчива и тоже немного сломлена. Она так старалась сохранить свою семью. Милая дурочка. Это было невозможно. Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что семьи распадаются и ничего нельзя поделать.