— Ты можешь участвовать в их жизни, если хочешь. Или нет, как хочешь. Но ты… Я не знаю, чего ты хочешь.
Я хочу быть желанным. Я хочу знать, что больше никогда не потеряю то, что люблю. Я хочу, чтобы Сэмюэль вернулся, и я мог бы иметь сто тысяч детей, но этого никогда не случится.
— Я хочу, чтобы все вернулось на круги своя, — сказал он.
Он повернулся и поймал свое призрачное отражение в окне. Он посмотрел мимо него на причал, на троих детей. У девочки были темные волосы и румяные щеки. Именно такой цвет кожи они могли бы ожидать, если бы у них родилась дочь.
Кассандра подошла к нему. Он изучал ее отражение в стекле: какая она красивая, какая у нее теплая кожа, какое мягкое тело. Было бы так просто заключить ее в объятия, целовать, затаив дыхание, касаться языком каждого сантиметра ее тела, дать ей все, чего она хотела, и даже больше.
— Как их зовут? — спросила она.
— Девочку зовут Сара. — Его голос был хриплым, поэтому он откашлялся, чтобы продолжить. — Мисс Сэмпсон говорит, что она вундеркинд в математике. Высокого мальчика зовут Джон, и он прекрасно пишет предложения. Рыжеволосого мальчика зовут Мартин. Он хочет построить машину, способную летать.
— Ты был бы хорошим отцом, — сказала она.
Он не хотел причинять ей боль, но она причиняла боль ему, даже не подозревая об этом. Она предположила, что у них с Рейчел не было детей, и он никогда не поправлял ее. Если бы кто-нибудь из лондонского персонала и знал, им бы и в голову не пришло упомянуть об этом, а Ньюэлл казался безобидным, но у него была осмотрительность шпиона. Джошуа мог бы рассказать ей, но тогда она стала бы сочувствовать и раздражать его этим, и это ничего бы не изменило. И чем дольше он не говорил ей, тем невозможнее это становилось, и в любом случае, ему нужно было сохранить воспоминания. Если бы он вынес свои воспоминания на свет, они рассыпались бы в прах, и он потерял бы их тоже.
— Ты этого не знаешь, — сказал он.
— Ты заботишься об этих детях.
— Они потенциальные сотрудники. Я забочусь обо всех своих сотрудниках. Счастливый сотрудник — это продуктивный сотрудник.
— Как скажешь.
Это было безнадежно. Она тосковала и будет тосковать вечно, эта храбрая, благородная, глупая женщина, которая стольким пожертвовала ради других и просила взамен только этого. А когда тосковала она, он тоже тосковал, и ему хотелось разбить стекло кулаком.
— Я вполне доволен своей жизнью такой, какая она есть, — сказал он.
— Я понимаю.
Затем, наблюдая за ней, он увидел, что она проделывает свой трюк: она собрала свою тоску, одиночество, разочарование и надежду и спрятала их подальше, крепко запрятала в себе и запечатала все это милой улыбкой.
Он распознал в ней этот трюк. Он видел, как хорошо у нее это получается.
Возможно, потому, что у него самого это так хорошо получалось.
— А что с лордом и леди Болдервуд? — спросила она. — Нам стоит навестить их сейчас?
— Это глупая идея.
— Сделай мне одолжение.
— Ладно. Хорошо.
Она широко улыбнулась, даже слишком широко.
— Нам лучше одеть тебя, — сказала она. — Давай я помогу тебе с шейным платком.
ДЖОШУА НЕ БЫЛ УВЕРЕН, как это произошло, но он обнаружил, что полусидит на столе, а Кассандра стоит у него между ног и приближается к нему с отрезом тонкого муслина в умелых руках.
— Откуда ты вообще знаешь, как завязывать платок? — спросил он.
— Я много чего умею.
Ее дневное платье цвета зеленого мха закрывало ее горло и запястья, так же тщательно, как и ее ночная рубашка. Но у нее была очень хитрая портниха, потому что черные полоски спереди притягивали его взгляд к округлости ее груди, а ее мантилья, казалось, была застегнута под грудью на один шнур, который заканчивался двумя толстыми соблазнительными кисточками, которые дразнили его мыслью, что нужно всего лишь потянуть за них. чтобы все это исчезло само собой.
Его руки нащупали край стола, и он сжал его пальцами.
— Это плохая идея, — сказал он.
— Почему ты так говоришь?
Широко раскинув руки, она прижала середину шейного платка к его горлу, а затем обхватила его за шею, чтобы скрестить концы сзади и снова накинуть их спереди. Ей пришлось наклониться поближе, чтобы сделать это, с ее полосками, кисточками, запахом и волосами, и она действительно не понимала, почему это плохая идея?
— Ты можешь использовать этот платок, чтобы задушить меня, — сказал он.
— Не исключено.
Она снова скрестила ткань у его шеи, и выражение ее лица просветлело.
— Признаюсь, половину времени я не могу решить, поцеловать тебя или придушить.