— Молодец.
— Так что вместо этого я назвал его собачьим пометом.
Она издала неподобающий леди звук — подавленный смех, если он не ошибался. У него получалось. Он будет и дальше разыгрывать клоуна и смешить ее. Достаточно того, что он причинял ей столько боли, чтобы позволять еще и таким подонкам, как они, делать то же самое.
Он улыбнулся ей.
— Ты гордишься мной?
— Безмерно.
— А как там леди Б?
— Леди Б — самая ужасная женщина, с которой я когда-либо имела несчастье столкнуться! Она настаивала, что все это правда.
По его телу пробежал странный холодок. Если Кассандра поверила этой женщине, если она была расстроена из-за этого…
— Но у нее все время была эта хитрая ухмылка на лице, — продолжила она, к его облегчению. — Она даже сказала, что это романтично, что ее муж считает, что она стоит пятьдесят тысяч фунтов! Боже мой! Даже ты более романтичен.
— Романтично для сутенера, я полагаю.
— Для кого?
— Человека, который подбирает клиентов для проституток. Неужели твоя гувернантка ничему тебя не научила?
Легкая улыбка.
— Должно быть, в тот день у меня болела голова.
Их взгляды встретились. Если бы он действительно хотел поднять ей настроение, он бы подвинулся к ней, обнял, поцеловал. И что потом? Что потом?
— Что еще она сказала? — спросил он.
Она проворчала.
— Что она ничего не могла с собой поделать: она была поражена твоим обаянием и вниманием. Поэтому я поняла, что она точно не о тебе говорит.
— Действительно. Как жаль, что женщины не могут давать показания в суде по делам о супружеской измене. Если бы она это сказала, их подняли бы на смех в зале суда.
— Затем она упомянула о твоем родимом пятне в качестве доказательства того, что видела тебя… — Она махнула на него рукой, отвела взгляд и снова залилась краской. — Она сказала, что оно похоже на маленькую подкову на твоем правом бедре. Это правда?
Вскоре он предстанет перед судом в Лондоне, но этот процесс был самым важным. Внезапно он пожалел, что вообще спал с какой-либо другой женщиной. Трудно было представить сейчас, что он мог хотеть кого-то другого.
— Другие люди тоже могли знать об этом, — отметил он. — Они могли сказать ей.
— Старая уловка с родимым пятном как доказательство романа? — пренебрежительно сказала она. — Это часто встречается у Шекспира и в народных сказках. Было просто неловко, что я понятия не имела, о чем она. Я сказала, что это не доказательство, и попросила ее описать твой…
— Мой что?
Многозначительным взглядом она указала на его пах, посмотрела на него, покраснела и отвела взгляд.
— Моя дорогая миссис Девитт! Я потрясен! Кроме того, я очень горжусь тобой, — добавил он.
В ее глазах плясали озорные искорки.
— Я подумала: «Что бы сказал мистер Девитт в такой ситуации?» — и вот что я придумала. Ты оказываешь на меня ужасное влияние.
— Я оказываю отличное влияние. И? — потребовал он. — Что она сказала? О моей сахарной палочке.
— Твоей…? Оу. Ты такой тщеславный.
— Если дамы обсуждают меня в таких интимных выражениях, я имею право знать, что они говорят.
Она перевела дыхание, чтобы взять себя в руки, и смело посмотрела ему в глаза.
— Она сказала, что он похож на все те другие, что она видела.
— О каком количестве мы говорим?
— Я воздержалась от вопроса.
Она пыталась выглядеть чопорной, но у нее ничего не получалось, потому что глаза ее блестели, а на губах играла улыбка.
— И что ты на это ответила? — спросил он.
— Что я могла сказать? Твой — единственный, который я когда-либо видела, да и то мельком.
— Тогда позволь мне сказать тебе: она ошибается. Мой лучше всех остальных. Он больше и сильнее, красивее и благороднее.
— Все это! — Она широко раскрыла глаза. — Я полагаю, он еще и волшебный?
— Он может показывать фокусы.
— Например?
— Он может встать и умолять.
Она застонала с выражением, похожим на изумленный ужас. Мгновение спустя она не выдержала: закрыла лицо руками и рассмеялась, ее плечи затряслись. Он привстал со своего места, чтобы пересечь пространство, заключить ее в объятия и целовать до тех пор, пока она не перестанет смеяться и не начнет задыхаться от желания.
Но он не мог этого сделать, поэтому откинулся на спинку сиденья и с удовольствием наблюдал за ней. Наслаждался тем, как ее смех омывал его, отдаваясь в паху. Его застало врасплох то, что желание могло вспыхнуть, такое горячее и интенсивное, просто от удовольствия находиться в ее обществе.