— Почему мы не можем с ними поговорить? — спросила Кассандра.
— Они недостаточно интересны.
— Арабелла, ты обещала мне общение.
Кассандра возмущенно остановилась и едва не столкнулась с тремя элегантными джентльменами, которые чуть не упали, спеша поклониться Арабелле и убежать.
— Как я могу наладить контакты, если ты не разрешаешь мне ни с кем разговаривать?
— Не всякий разговор подойдет.
Арабелла оглядела толпу, ее необычайно высокий рост обеспечивал ей завидный обзор.
— Самое главное то, что пока ты со мной, тебя будут видеть.
Действительно, все хотели хоть мельком увидеть Арабеллу, которая после своего замужества с маркизом Хардбери поднялась на вершину лондонского общества и прочно водрузила там свой флаг. Окружающие смотрели на нее, притворяясь, что ничего не замечают, с выражением тоски и страха на лицах, и они поворачивались друг к другу, чтобы прошептать слова, которые порхали в воздухе среди разноцветных перьев и зонтиков, такие как «леди Хардбери», «Кассандра Лайтвелл», «Девитт» и «Болдервуд».
— Под «видели» ты, конечно, подразумеваешь «сплетничали», — сказала Кассандра. — Я полагаю, этого нельзя избежать.
— Этого не стоит избегать. Если о тебе не сплетничают, значит, тебя не существует. Благодаря этой прогулке и твоему появлению в моей ложе в театре сегодня вечером, завтра во время каждого утреннего визита в каждой гостиной будет фигурировать твое имя.
— Боже мой. Как думаешь, как долго они будут меня обсуждать во время этих визитов? Целую минуту?
— Не льсти себе, Кассандра. Ты не настолько интересна.
Арабелла искоса бросила на нее веселый взгляд.
— Хотя, учитывая историю твоей семьи… может, полминуты? Умножь это, скажем, на три тысячи разговоров, по самым скромным подсчетам, это составит полторы тысячи минут. Большинство людей поцеловали бы обезьяну, если бы это привлекло к ним хотя бы половину этого внимания.
— Да ведь это же… двадцать пять часов сплетен, и только обо мне.
Кассандра покрутила зонтиком и улыбнулась миру.
— Какая я замечательная, что вношу такой щедрый вклад в общество.
Общество! О, как здорово снова оказаться в толпе! В последний раз, когда она гуляла в Гайд-парке, она была мисс Кассандрой Лайтвелл, помолвленной с Гарри, лордом Болдервудом, а Чарли и папа были еще живы. А потом… Ну, это было тогда, а это было сейчас. И теперь у нее оставалось почти три недели до того, как мистер Девитт вернется из своей поездки в Ливерпуль, и она намеревалась использовать каждую минуту с пользой.
Именно это, по ее мнению, и было целью этой прогулки: проложить себе путь обратно в общество, чтобы Люси могла последовать за ней. И все же она чувствовала себя не столько участницей, сколько посетительницей зверинца, в котором Арабелла была ее гидом.
— Вон тот парень, — Арабелла указала на модного джентльмена, чей шейный платок был завязан с такой сложностью, что на это, должно быть, ушло добрых три часа, — на прошлой неделе был признан виновным в преступной связзи с женой лорда Оливера. Присяжные определили сумму ущерба почти в двадцать тысяч фунтов, чего он, конечно, не может себе позволить. Вон та рыжеволосая женщина — леди Ярдли, — пухленькая, жизнерадостная дама лет тридцати с небольшим, окруженная поклонниками, — на днях чуть не превзошла меня в женском дискуссионном клубе. А этот красивый джентльмен верхом на прекрасной гнедой кобыле отлично подошел бы тебе в качестве любовника.
Кассандра споткнулась и превратила неверный шаг в прыжок, чтобы не упасть.
— Прошу прощения?
— Значит, ты все-таки внимательно меня слушаешь.
Арабелла тихо рассмеялась. Что было очень мило. До замужества Арабелла редко смеялась.
— В любом случае, ваши брачные обеты ничего не значат, поскольку ты вышла замуж только для того, чтобы получить наследство, а он… Почему он на тебе женился?
— Потому что папа попросил его об этом. Но я бы не стала заводить любовника просто потому, что могу, или потому, что, по слухам, так поступает мистер Девитт. С какой стати женщина станет ложиться в постель с мужчиной, если в этом нет необходимости?
— Потому что это… О, не бери в голову. Я видела твоего мистера Девитта, — продолжила она, — хотя его мне еще не представили. Никто не знает, что он за человек. Они отвергают его, потому что он промышленник, но принимают его в своих домах, потому что его инвестиции делают их богатыми. Они говорят, что он не джентльмен, но не могут забыть, что его отец — граф и что он тоже когда-нибудь стал бы графом, если бы двоеженство его отца не сделало его незаконнорожденным. А пока он ходит, куда ему заблагорассудится, говорит, что ему заблагорассудится, и никто не смеет встать у него на пути. И, — добавила Арабелла с лукавством в голосе, — он очень красивый.